В те годы необоснованные репрессии проводились в массовых масштабах, в результате чего партия понесла большие потери в кадрах. Сложилась порочная практика, когда в НКВД составлялись списки лиц, дела которых подлежали рассмотрению на Военной Коллегии, и им заранее определялась мера наказания. Эти списки направлялись Ежовым лично Сталину для санкционирования предлагаемых мер наказания. В 1937–1938 годах Сталину было направлено 383 таких списка на многие тысячи партийных, советских, комсомольских, военных и хозяйственных работников и была получена его санкция. Значительная часть этих дел сейчас пересматривается, и большое количество их прекращается как необоснованные и фальсифицированные. Достаточно сказать, что с 1954 года по настоящее время Военной Коллегией Верховного суда уже реабилитировано 7679 человек, причем многие из них реабилитированы посмертно. Массовые аресты партийных, советских, хозяйственных, военных работников нанесли огромный ущерб нашей стране, делу социалистического строительства. Массовые репрессии отрицательно влияли на морально-политическое состояние партии, порождали неуверенность, способствовали распространению болезненной подозрительности, сеяли взаимное недоверие среди коммунистов. Активизировались всевозможные клеветники и карьеристы.
Однако коллеги усилий Никиты Сергеевича не оценили. «Если до конца первой половины 1955 г. он соблюдал нормы коллективного руководства, то во второй половине 1955 г. эти нормы Хрущев стал грубо нарушать», – так оценил эволюцию нового лидера Л. М. Каганович. Но к тому времени и многие из сторонников Хрущева уже начали выражать недовольство его взрывным и непредсказуемым поведением.
Битва на пленуме
Далее последовал июньский «заговор» 1957 г., но, кажется, среди «заговорщиков» не было единства. Во всяком случае, «примкнувший к ним» секретарь ЦК Д. Т. Шепилов в интервью 1991 г. искренне возмущался, что Хрущев связал его имя с Молотовым, и жаловался на «неподготовленность всего этого дела».
Действительно, отнюдь не все оппоненты Никиты Сергеевича были завзятыми сталинистами. С Молотовым и Кагановичем как будто все ясно – первый на самом деле противостоял Хрущеву по многим вопросам, и в особенности по поводу десталинизации, но в то же время он терпеть не мог Кагановича. К активным действиям Молотова и Кагановича подтолкнул сам Хрущев, заговоривший о том, что собирается осенью расширить Президиум: в этих словах они увидели предвестие грядущей чистки. А Маленков, в отличие от Молотова и Кагановича, поддерживал инициативы Хрущева. Другого выхода он не видел. «Или мы их, или они нас», – сказал он Сабурову. Последнего же, как и других новых членов и кандидатов в члены Президиума (Первухина, Булганина и Шепилова), в сталинизме обвинить было трудно. Занимавший высший государственный пост страны престарелый К. Е. Ворошилов был вполне декоративной фигурой, и хотя на его руках тоже было немало крови, он присоединился к коллегам из-за постоянных насмешек Хрущева. «Он просто в грязь втаптывает тех товарищей, которые с ним не согласны», – сетовал он. Что же касается Булганина, то Хрущев заявлял: «Пост председателя Совета министров не предназначен для идиота». Впрочем, он и публично, на заводском партсобрании, мог обозвать того же Молотова «малосостоятельным человеком».
На заседании 18 июня Булганин занял место председателя собрания, и противники Хрущева высказали все, что думали. Маленков утверждал, что Хрущев совершает «одну ошибку за другой». Ворошилов назвал Хрущева «невыносимым» и потребовал его отставки.