Следом сам Хрущев провозгласил хвалу в адрес собравшихся: «Мы, члены Президиума ЦК, мы слуги пленума, а пленум хозяин». Основной же удар по противнику нанес Г. К. Жуков: он первым представил выступление Маленкова и его коллег как подрывающий единство в ЦК заговор, к коему они «готовились задолго и тщательно» и «согласовали между собой роли». Доказательством стали… выдержки из документов Военной коллегии Верховного суда. Из последних следовало, что Молотов, Маленков и Каганович в 1937–1938 гг. являлись «главными виновниками арестов и расстрелов партийных и советских кадров» (38 679 «руководящих работников») – преемники этих кадров как раз и заполняли кремлевский зал. Вот Каганович, «с санкции и по личным запискам» которого были уничтожены 300 человек. Вот резолюция Молотова на «расстрельном списке»: «Мерзавцу, сволочи и бляди – одна кара – смертная казнь как таковая». А вот Маленков – в его сейфе оказались материалы о слежке «за маршалами и ответственными работниками», а сам он сочинял проект особой «тюрьмы для партийных кадров». В довершение атаки старый знакомый Хрущева по работе в Москве, министр внутренних дел Николай Дудоров, просветил собравшихся о роли Маленкова в «ленинградском деле» и «сговоре» с Берией в 1953 г.
Это был настоящий маршальский удар по «тем, кто за раскол» – теперь по отношению к ним употреблялись уже суровые определения: «заговорщическая группа», «антипартийный заговор», «заговор против партии». Цель же «заговора» объяснил сам Хрущев: его противники стремились «захватить ключевые посты, чтобы добраться до нужных материалов и уничтожить следы своих преступлений».
Под крики с мест («палачи!», «двурушники!») «заговорщики» еще пытались напомнить, что они на самом деле желали не допустить сосредоточения власти «в руках одного человека». Но приходилось только оправдываться. Маленков утверждал, что за маршалами не следил, а тюрьму устраивал «по личному указанию тов. Сталина». Каганович огрызался, что не только он повинен в происходившем, а теперь хотят «добить тех, кого выгодно, и замалчивать других». «А вы разве не подписывали бумаги о расстреле по Украине?» – обратился он с прямым вопросом к Хрущеву. Тот нашелся: «Все мы одобряли. Я много раз голосовал и клеймил» – но в итоге именно «вы разобрались», а сам он в Политбюро в те страшные годы не состоял. Булганин выглядел откровенно жалко, особенно когда его стали просить поведать пленуму «о бытовых делах» – Никита Сергеевич не зря заметил, что глава правительства ни одной юбки не пропускал. С другими и спорить не пришлось. «Я тебя, тов. Сабуров, уважал, а теперь я знаю, кто ты такой», – бросил Хрущев в лицо первому заместителю Председателя Совета министров. Тот мог лишь согласиться – да, такой вот, виноват, «запутался»…
Только Молотов держался твердо: «Я не так часто меняю свое мнение». Его объявили «партийным барином» и предъявляли новые бумаги из того же архива Военной коллегии с красноречивыми резолюциями «Бить и бить». Но Молотов упорно повторял: это Хрущев принижает Совет министров, помыкает «нами как пешками» и выдвигает лозунг «догнать и перегнать» Америку без каких-либо обоснованных расчетов. Несгибаемый нарком искренне не понимал, как мог лидер Коммунистической партии Советского Союза Н. С. Хрущев отправиться ночью в баню к президенту Финляндии и пробыть там до шести утра!
Заседания пленума шли под лозунгом сохранения единства партии, которое понималось как согласие всей партии и всех членов ЦК со взглядами первого секретаря. Его участники как будто не замечали поставленных членами «антипартийной группы» проблем – их интересовало, кто к кому ходил, кто с кем ехал, о чем говорил, куда звонил и т. д.
Разгром завершился оргвыводами. По предложению Хрущева пленум на последнем заседании 29 июня принял постановление «Об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. M., Молотова В. М.» и вывел последних вместе с М. З. Сабуровым из состава членов Президиума ЦК КПСС, а «примкнувшего к ним» Д. Т. Шепилова – из кандидатов в члены Президиума ЦК и Секретариата ЦК. Все они, за исключением Сабурова, были устранены и из ЦК. М. Г. Первухин был понижен из членов в кандидаты в члены Президиума ЦК, а Н. А. Булганин получил строгий выговор с предупреждением. «Выпоротые» Булганин и Ворошилов сохранили – на время – членство в Президиуме и посты Председателя Совета министров СССР и Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
Однако осуждение «заговорщиков» завершилось вполне лицемерно. Пункт резолюции, в котором Маленков, Каганович и Молотов обвинялись в персональной ответственности за массовые репрессии, был объявлен секретным и не подлежал публикации в печати. Был засекречен и пункт постановления, касавшийся роли Булганина, Первухина и Сабурова. Член ЦК и министр черной металлургии А. Г. Шереметьев призвал было издать закрытым письмом цитировавшиеся Жуковым документы, но это предложение было отклонено.