Выбор. Долгие каникулы в Одессе

— Ой, Моня, как всё запущено! Ты что, решил, что я взглянул на тебя и сразу сочинил песню? Не льсти себе, ты не моя Муза и так быстро песни не сочиняются. А ты что, правда играл на скрипке в одесском кабаке? — удивление в моём голосе было не нарочитым. — И между прочим, чтоб ты знал, моя мама самая настоящая еврейка, так что антисемит из меня, как из говна пуля! — я вновь направился в сторону деканата торопясь избавится от своей ноши.

— Что, правда? — Моня догнал меня и пошёл рядом. — Твоя мама еврейка? Так ты совсем на еврея не похож, чистокровный гой по виду. Ой, извини, хотел сказать — чистокровный русский! — я усмехнулся. — Один-один. Ничья! И я действительно еврей только на четверть, но за гоя тебе морду бить не собираюсь. Но это длинная история и может быть когда-нибудь я расскажу её, но не сейчас. Давай мне свои папки и открой дверь в секретариат, мы уже пришли.

Придерживая подбородком стопку папок, шагнул в открытую дверь и услышал голос секретаря: — А! Миша Лапин, явился не запылился! Где тебя там черти носили? Отнеси документы на мой стол и можешь идти к себе. До вечера ты мне больше не понадобишься. Но сначала зайди в приёмную комиссию, они просили тебя туда заглянуть если ты не занят, им надо что-то там переписать. — я послушно направился к столу секретаря не заметив, как округлились глаза у моего добровольного помощника.

Да уж, поступал я в ассистенты к Вилинскому, а попал в рабство к приёмной комиссии. И ничего не поделаешь, запарка, приёмка документов, всем всё объясни, расскажи да покажи и за ручку отведи. Иной раз такие дубовые экземпляры попадаются, что только диву даёшься, на что кандидат надеется если двух фраз запомнить не может. Ему уже всё разжевали и в рот положили, а он и этого проглотить не в состоянии. Так и хочется иной раз такому тормозу треснуть по затылку, может от этого процесс и не ускорится, но хоть с места стронется. И это только абитуриенты, а ещё есть их мамаши, папаши, дяди, тёти…

Вот и выпускают меня на передний план, в надежде что взрослые люди к подростку цепляться не станут и не будут слёзно умолять принять их гениального ребёнка на обучение с послаблениями на экзаменах. И просить при прослушивании сделать родному чаду скидку на волнение, смущение и прочее… тоже постесняются. Ага! Как бы не так! Видимо меня воспринимают как родственника кого-то из комиссии, устроенного на непыльную работёнку по блату и атакуют своими мольбами и просьбами как бы не чаще, чем кого-либо другого. Хорошо хоть взяток сразу наперёд не предлагают, а лишь обещают отблагодарить впоследствии. Видимо моей молодости не доверяют, а то вдруг взять-то возьму, а дела не сделаю и с кого спросишь потом?

Ну, и мой каллиграфический почерк не последнюю роль сыграл при выборе помощников в приёмную комиссию. Писать надо много, а у меня это получается быстро и разборчиво. Даже не знаю, радоваться такой моей фишке из прошлого или печалиться. А ещё я опять рисую карандашом и пером, мог бы и красками, но как-то я их побаиваюсь. В прошлой жизни не довелось. Хотя в армии дембеля по первости и наезжали на меня, как, мол, так? Писарь и рисовать не умеешь? А кто нам дембельские альбомы оформлять будет? Но потом смирились. Если карандашный набросок или рисунок, то всегда пожалуйста, а если красками или карандашами в цвете, то это не ко мне.

Я вышел в коридор и увидел Моню, спиной подпирающего стену. Он что, ждёт меня? А нафига? Но двинувшаяся мне навстречу рыжая, лопоухая, но складная худенькая фигура сомнения в этом не оставляла. — Ты и правда Миша Лапин? Студент Муздрамина?

— Ну, то что я Миша Лапин, это точно! Только уже не студент. Институт я в этом году окончил, сейчас подрабатываю у Вилинского Николая Николаевича ассистентом. А ты что-то хотел?

— Вот нифига себе! Расскажу ребятам в клубе так не поверят, что я с самим Лапиным познакомился! Ты же дирижёр «Поющей Одессы»? Я не ошибся? — в глазах Мони было столько опасения оказаться разочарованным, что мне стало опять смешно и я поневоле заулыбался. — Нет, ты действительно не ошибся, я тот самый Лапин, музыкальный руководитель ансамбля. А ты значит наш фанат? — и заметив непонимание в глазах парня, поправился: — Ну, в смысле поклонник нашего ансамбля?

— Да! У нас в оркестре вам все завидуют! В смысле по-хорошему завидуют! — поправился опять смутившийся Моня. — У вас музыка лёгкая, весёлая, очень заводная хоть и разноплановая, чтоб так музыку писать надо талантом быть! Мы много ваших песен поём, но всё по-честному! — юноша немного сбился и оттого зачастил. — Мы все ваши песни в рапортичках указываем, так что не беспокойтесь, мы их у Вас не воруем. — и мой собеседник даже немного покраснел от волнения. — А твоя песня «Жемчужина у моря» — это вообще шедевр! Об Одессе мало песен сложено, надо бы больше, но как писать после такого? Лучше вряд ли напишешь, а с плохой позориться не хочется. — и парень слегка загрустил.