Мы идем анфиладой комнат по кругу, мой спутник толкает двери предо мной. Едва слышный скрип петель, наши шаги и тишина. Мертвая. Кроме нас никого нет, даже прислуги. Завершив обход, спускаемся обратно. Иво Варинтак смотрит совершенно пустым и равнодушным взглядом.
— Здесь довольно прохладно, — говорю, — нездоровый микроклимат, неподходящий…
И предлагаю перебраться в соседнюю, Инженерную башню, не такую большую, но сравнительно теплую, где для него уже приготовлен уютный номер.
— В чем Вы меня обвиняете, Ваше Высочество?
Мои гвардейцы стоят поодаль, нужды в них пока нет, надеюсь и не будет. Не хочется унижать старика более необходимого.
— В государственной измене.
Тот качает головой.
Но не пытается напомнить, как качал меня на коленке в детстве, утирал сопли и одаривал сладостями. Или оправдаться. Даже вопросов не задает.
— Принимай дела, — говорю Бору и смотрю как его рука завладевает королевской печатью, протягиваю свою ладонь…
Точка не возврата. За все, что произойдет в дальнейшем, отвечать буду я, и только я.
Моя рука принимает королевскую печать.
— Мне жаль, — говорю бывшему канцлеру.
«Я помню все: и как ты подтирал мне сопли, а потом слезы, я понимаю все не высказанное тобой. И принимаю немой укор. Но и ты пойми меня, как делал это раньше».
— Это невозможно, — наконец отходит от шока, — Совершенно невозможно сейчас…
— Что?
— Я не могу покинуть свой пост, Ваше Высочество, — говорит он твердо.
— Уже не твой.
— Это невозможно.
— Почему?
Спрашиваю спокойно, выдержав поединок взглядами. Он качает головой только. Я оглядываюсь на уже бывшего директора Тайной канцелярии.
— Обыскать. Допросить. У казначея взять отчеты на содержание башни за последние… — прикидываю как давно у отца появилась эта склонность к уединению, — три года. И сравнить с предыдущими.
— На нем заклятье о неразглашении, он ничего не скажет, — говорит Бор.
На самом деле: в районе горла паутиной серебристые нити, переплетаясь охватывают шею.
— Тщательно обыскать… допросить! Не сможет говорить, пусть пишет. Опроси всех, кого возможно, да не мне тебя учить. И готовь преемника, господин Канцлер Алвас Бор.
— Будет сделано, Ваше Высочество. Я за всем прослежу.
— Лично. Покои короля осмотреть. Детально. Любые зацепки… он мне нужен не позднее чем через три дня.
«Надеюсь мне не придется разочаровываться?»- спрашиваю его без слов.
«И сожалеть о ротации кадров?».
Его твердое «Нет» меня вполне устраивает.
Август-Ники именем короля вершит суд. Передаю ему записку и жду объявления перерыва.
— Когда ты видел отца в последний раз? — ошарашиваю с ходу.
— Давно не видел. В чем дело, что-то случилось?
— Пока не знаю. Королевская печать у меня. Да, и у нас новый Канцлер.
Брат притворно закатывает очи:
— Даже со мной не посоветовалась?
— Советуюсь.
— Ставишь перед фактом. Ладно, а меня, случаем, заменить не хочешь?
Я смеюсь, напряжение отпускает.
— Отец тогда сам пришел ко мне, рано утром. Спрашивал о тебе, о том, справишься ли ты. Я не понял спросонок, о чем он, но заверил, что ты со всем справляешься, беспокоиться не о чем. «Очень на это надеюсь», сказал отец и еще какую-то банальность. Потом сразу ушел.
— Все? Вспомни дословно последнее, что он сказал тебе.
— Все то же: я должен быть тебе поддержкой и опорой. А потом узнаю, что ты сбежала из дворца. Дальше про «опору и поддержку» развивать?
— И больше ты его не видел?
— Нет. Желание как-то отпало. Опять же: буду нужен — найдет.
Остается лишь это.
— Завтра у нас прием имперских послов, помнишь?
Теперь моя очередь закатывать глаза, а принцу смеяться.
— Осложнения не нужны, не так ли? И разве тебе не хочется выслушать из первых уст восторженные отзывы о устроенном тобой представлении? Всю ночь девочки об этом только и говорили, жалели, что я не пошел. А меня, между прочим, просто не взяли!
— Ну, если всю ночь и только об этом… мне тоже жаль, правда.
— Ники, отвянь, я не об этом. Ящерицы возмущаются.
— Уже. Читала. Возмущаются они неубедительно, без огонька. Даже на обострение отношений пока не тянет.
Я расплываюсь в улыбке. Уделали мы их славно. Драконы настолько накушались впечатлениями, что переваривают до сих пор. Может и Рейдих проглотят?
— Я тебя жду. И бал через неделю, имей ввиду. Надеюсь тебя увидеть в розовом.
— И с белой лентой на запястье?
Впору вновь закатить глаза, но не люблю повторяться, впрочем, это я уже говорила. Платье дебютанток — это все оттенки розового, а белая лента означает, что девица отказывается от права на поединок. Фактически, предлагает себя любому желающему.
— Я подумаю, — говорю братцу, — С милордом посоветуюсь.
На его немой вопрос отвечаю:
— Буду с Асакурой и если он захочет повязать мне белую ленту…
Брат звереет прямо на глазах, боюсь представить какой приговор он теперь вынесет обвиняемым. Какой впечатлительный, однако. Но принц, настоящий принц!
— Ты со мной откроешь бал. И если я увижу на тебе белую ленту…
— Не волнуйся, — успокаиваю я его, — Ты и розового платья не увидишь.