Выбор. Стратегический взгляд

С другой стороны, следует отметить, что Франция и Америка дорожат своей исторической дружбой, основанной на искренней и проверенной временем приверженности демократическим ценностям. Однако на смену затухающему вызову марксизма пришла новая напряженность во франко-американских культурных отношениях, которая затронула даже официальный диалог двух стран. Например, в 2000 году Соединенные Штаты организовали встречу в Варшаве «Сообщества демократических государств» (с участием министров иностранных дел более 100 стран), в ходе которой министр иностранных дел Франции утверждал, что американский способ поддержки демократии в глобальном масштабе плохо сочетается с требованием уважать международное культурное многообразие. Он призывал участников не «ставить знак равенства между универсализмом и навязыванием западных ценностей» и осуждал «доминирование англо-американской модели свободного рынка»[63]

.

Подобная критика со стороны французов придала антиглобализму налет интеллектуальной элегантности. Между тем российская элита все чаще предлагает более антагонистичное политическое определение контркредо. Бо́льшая часть этой элиты инстинктивно испытывает антиамериканские настроения, но ей недостает системности в формулировках для оправдания этой враждебности и придания ей какой-либо определенной направленности. Здесь присутствуют вполне понятные сожаления Москвы по поводу утраты ею своего места на верху глобальной иерархии и недовольство эксклюзивным местом, которое занимают США. Бо́льшая часть российской элиты понимает неоспоримый факт, что коммунизм дискредитирован и возврата к нему быть не может. Ставка на национализм, чтобы не сказать шовинизм, может способствовать внутриполитической консолидации, но не принесет России внешних союзников. Будет затруднительно, а по сути, бесполезно соревноваться с Америкой на основе национализма, фокусирующего внимание на ужасающих условиях в самой России. Для противостояния американской «гегемонии» Россия должна заручиться международной поддержкой, а это, в свою очередь, требует солидного интеллектуального обоснования.

Поэтому представления о том, что глобализация, по сути, прямое продолжение американского глобального политического превосходства, это ниспосланная Богом идеологическая возможность, дающая базис для всеобъемлющей косвенной критики единственной сверхдержавы и без явного антиамериканизма создающая предпосылки для объединения сбитых с толку и деморализованных сегментов посткоммунизма, антикоммунизма, псевдокоммунизма, националистических и шовинистических элементов в российской элите. Она даже позволяет использовать остаточные явления старой советской кампании «борьбы с космополитизмом» для выработки такой позиции, в которой антиглобализм фактически станет антиамериканизмом. Россия не может экономически соперничать с Америкой, но контраст между российской бедностью и американским изобилием можно затушевать обвинениями в том, что Америка, в отличие от России, в культурном отношении бесплодна, материалистически алчна и лишена духовного призвания.

В политическом отношении подобного рода взгляды приобщают Россию к другим распространенным в мире проявлениям антиглобализма. Российская элита традиционно претендовала на какую-то особую роль для России сначала как для Третьего Рима христианского мира, а позже как центра мировой революции, символом которой был развевавшийся над Кремлем красный флаг. Когда в декабре 1991 года этот флаг был спущен, статус России в глазах многих понизился до статуса заурядного государства, не олицетворяющего больше каких-то трансцендентальных и транснациональных ценностей. Так что идея контркредо имеет для России некоторую привлекательность и отвечает ее чаяниям на восстановление самоуважения и более эффективное идеологическое противодействие глобальному превосходству американского бизнеса и массовой культуры[64]

.

Есть также еще одна своекорыстная и чисто внутренняя причина настороженного отношения московской элиты к возглавляемой США глобализации. Эта элита традиционно испытывала сильные предпочтения к высокоцентрализованной системе управления. Централизованная власть отвечает ее интересам, тогда как глобализация угрожает ослаблением этой власти и снижением эффективности государственных политических институтов. Российская элита инстинктивно отвергает идею децентрализованной нации, в которой регионы в меньшей степени зависят от Москвы и в большей степени напрямую взаимодействуют с «заграницей»[65].