Выбор в пользу любви. Как обрести счастливые и гармоничные отношения

Самые прекрасные из известных нам людей – это те, кто знал поражение, страдание, борьбу, утраты и отыскал выход из глубин. Эти люди обладают благодарностью, чувствительностью и пониманием жизни, которые наполняют их состраданием, мягкостью и глубокой любящей озабоченностью. Прекрасные люди не получаются сами собой.

– Элизабет Кюблер-Росс[35] —

Моя любимая мама Филлис была воплощением сострадания. Она очень многое терпела и прощала в своей жизни, в том числе и мне – мое ужасное поведение в подростковые годы, когда я почти не разговаривала с ней. Хотя в то время мне это было невдомек, я проходила через острый духовный кризис, пытаясь понять, почему мир, где я родилась, так далек от места Любви, которое я каким-то образом помнила.

Я до сих пор содрогаюсь от ужаса, вспоминая, сколько боли я причинила маме, отталкивая ее. К счастью, в 18 лет я начала свой духовный путь, превратилась из разочарованной искательницы в блаженного медитатора – и сразу же снова полюбила свою милую сострадательную мамочку. До конца ее жизни, покупая ей подарок или отправляя на отдых, я всегда шутливо говорила: «А это – чтобы загладить мою вину за то, какой я ужасной была в подростковом возрасте!» И мы с ней покатывались со смеху.

Прошли годы. Я перебралась с Восточного побережья в Калифорнию и стала деловой и успешной. Мать была моей самой большой фанаткой и самой преданной сторонницей, и я дорожила ее безусловной любовью. Моя мама становилась старше – как и я.

Когда маме было за шестьдесят, я заметила, что содержание наших телефонных разговоров стало меняться. «Я только что пришла с похорон своей троюродной кузины», – рассказывала она. Или: «Помнишь мою подругу Сью из клуба плавания? У нее только что нашли рак груди». Или: «

Извини, если я немного не в духе, милая, – моя соседка Долорес больше не может заботиться о своем муже, и, как это ни печально, ей пришлось поместить его в специальное учреждение». Или: «Я только что увидела в разделе некрологов, что твой школьный учитель математики умер».

Ритм событий ее жизни изменился, что изменило, в свою очередь, темы, которые она обсуждала. Веселые поездки по курортам сменились поездками к многочисленным врачам и по больницам, куда она и мой отчим ездили лечиться от рака, обнаруженного сначала у него, а потом у нее. Ее календарь, который некогда был заполнен активной общественной деятельностью, теперь пестрел визитами в дома престарелых к подругам и панихидами.

Я звонила матери каждые несколько дней, чтобы узнать, как она живет, и поделиться собственными новостями, но заметила с чувством вины и смятения, что уже не так жду этих разговоров, как прежде. Я находилась в гуще съемок или в рекламном туре одной из своих книг – и, слыша голос матери, напрягалась и печалилась. Вместо того чтобы, как прежде, вести с ней долгие разговоры, я горела нетерпением закончить их. Моя сострадательная мама, верная себе, чувствовала это и облегчала мою совесть словами: «Все нормально, милая. Давай-давай, беги. Я знаю, что ты занимаешься важными вещами. Просто помни, как я тобой горжусь и как сильно тебя люблю».

Вскоре после смерти моего отчима, матери, которая обожала его и ухаживала за ним день и ночь последние 11 лет, тоже поставили раковый диагноз. Это потрясло нас до глубины души. В то время я старалась бывать у нее как можно чаще, разговаривала с ней по три-четыре раза в день и погружалась во все подробности ее болезни, лечения и ухода. Я бесконечно молилась о том, чтобы она выздоровела. Но спустя шесть месяцев ее не стало, и я понимала, что она ушла, чтобы соединиться со своим возлюбленным на небесах. А я стала взрослой сиротой.