СРОЧНО: СРЕДИ ЗАЛОЖНИКОВ ЗАММИНИСТРА МВД ЯН БРОНЯРЕК
СРОЧНО: ПОЛОВИНА ПАССАЖИРОВ НА СВОБОДЕ
СРОЧНО: ДУШЕРАЗДИРАЮЩЕЕ ОБРАЩЕНИЕ МАТЕРИ ОДНОЙ ИЗ ЗАЛОЖНИЦ
Сначала один человек, потом следующий и еще один, через минуту мычит половина пассажиров, низкое, вибрирующее “мммм” наполняет самолет, это можно почувствовать животом, словно здесь сидят не напуганные бизнесмены, туристы и студенты, а медитирующие буддийские монахи. Юлита в страхе озирается вокруг. А потом вспоминает, что говорил в автобусе Закшевский. Лазерные микрофоны фиксируют дрожание воздуха, сопровождающее звуки. Эмиль их заглушил. Единственное, что сейчас услышат штурмовики, так это звучащий из диктофона заранее подготовленный разговор.
Эмиль достает второй диктофон, начинает записывать. А потом снимает мешок с головы мужчины в костюме. Красное вспотевшее лицо выглядит знакомо. Она точно видела его раньше.
– Позвольте вас друг другу представить, – говорит Эмиль. – Это Юлита Вуйчицкая, журналистка. А это замминистра Бронярек.
– Да что тебе, сука, нужно?! – Юлита не выдерживает, стресс изливается в крик. – Чего ты от меня хочешь?
– Прекрати орать, – шипит Эмиль. – Не так уж много. Чтобы ты выслушала. Министр расскажет тебе историю. Вы знаете какую?
Бронярек весь трясется, точно желе. Крутит головой.
– Тогда я подскажу. Улица Моджевёвая, семьдесят три. Театральный кружок. Тебе это о чем-нибудь говорит, мразь?
Замминистр меняет цвет, кровь отливает, лицо из красного становится белым. Из набрякших кровью век текут слезы.
– Расскажешь?
Ни ответа, ни движения.
– Сомневаешься? Неудивительно, – цедит сквозь зубы Эмиль. – Я облегчу тебе выбор. Если расскажешь все, все-все-все, гладенько и по очереди, как ты вещаешь по телевидению, я отпущу тебя живым. А если нет… – Дуло касается вспотевшего виска, рядом с бешено пульсирующей веной. – Я разнесу тебе башку. Понял? Да? Так что, расскажешь?
Бронярек смотрит ему в глаза. То, что он в них видит, вынуждает его кивнуть.
– Прекрасно. В таком случае…
– Почему я? – перебивает Эмиля Юлита. Хорчинский поворачивается к ней. Его лицо страшно. Застывшая, искаженная ненавистью маска.
– Потому что тебе хватит смелости это повторить. И ты это сделаешь так, чтобы все услышали.
– Откуда ты знаешь? Я этого не знаю.
– Значит, я знаю тебя лучше, чем ты сама.
Эмиль не ждет ответа, отворачивается и вынимает кляп изо рта Бронярека.
“Я знаю тебя лучше, чем ты сама, – мысленно повторяет Юлита. – Что за бред”. А потом она вспоминает, что Хорчинский читал все ее электронные письма и эсэмэски, подслушивал ее, прекрасно знал, какую на нее поставить ловушку, как заманить ее наживкой. Может, что-то в этом есть.
– Я не знаю, кто ты. – К замминистра вернулся голос, он начинает говорить, говорит быстро, лишь бы заболтать угонщика, понимает, что время работает на него. – Но клянусь, что правительство пойдет на значительные уступки, чтобы обеспечить мне…
– Моджевёвая, семьдесят три, – Эмиль говорит на удивление спокойно, словно отчитывает ребенка, но пистолет давит на висок все сильнее, пока пластиковый край квадратного дула не прорезает кожу и не появляется кровь. – Актерский кружок. Мы слушаем.
У Бронярека нет выбора. И он рассказывает о детском актерском кружке в кирпичном приходском здании, покрытом красной жестью, по адресу Моджевёвая, 73, который организовал Рышард Бучек. О том, как Бучек вместе с отцом Клосом выбирали жертв. Детей, привыкших безоговорочно слушаться приказов, любой ценой ищущих одобрения, которого они не находили у вечно занятых родителей. Бучек говорил детям, что они сыграют в постановке “Питера Пэна”. Что в Нетландии действуют особые правила, что там нет деления на взрослых и детей, что им нужно хранить тайну, иначе мамочки и папочки очень рассердятся. Иногда в репетициях участвовали заезжие актеры. Важные люди готовы были выложить большие деньги. Например, замминистра Бронярек. А потом, когда одним субботним утром десятилетний Милош Хорчинский в пижаме со Спайдерменом спрыгнул с балкона седьмого этажа жилого комплекса в районе Мокотов, театр закрылся, а все вопросы и сомнения, касающиеся его деятельности, почему-то не вызвали интереса у следственных органов. У замминистра Бронярека было много друзей.
Юлита не могла этого слушать, ей казалось, что кто-то тянет колючую проволоку через ее уши, блюет раскаленным металлом ей в прямо в череп, бьет тяжелыми ботинками по животу. Но Эмиль не давал ей отвернуться. “Слушай, – говорил его взгляд, его заплаканные глаза, – а если у тебя есть какие-то вопросы, то спрашивай сейчас, потом возможности уже не будет”. Но Юлита молчала. Она хотела, чтобы все это закончилось.
Эмиль взглянул на часы. Прошло двадцать девять минут из тридцати, которые ей дал полковник. Он остановил диктофон и вынул из него карту памяти; золотистый чип сверкнул в луче света.