Согласно этому суждению Дарвина, типичному для викторианской морали[1300]
, человеческое нравственное чувство является эволюционным достижением цивилизации, а любые от него отклонения – «симптомами начинающегося психического расстройства»[1301]. Фон Корен – строгий, фанатичный приверженец такого биологизированного мировоззрения. «Нравственный закон», говорит он дьякону, «следует признать органически связанным с человеком. Он не выдуман, а есть и будет». Поэтому, продолжает чеховский персонаж, «цитируя» Дарвина, «‹…› и все так называемые душевные болезни выражаются прежде всего в извращении нравственного закона, насколько мне известно»[1302]. «Внебрачная любовь» и «порочность» Лаевского и Надежды Федоровны являются именно таким «извращением нравственного закона», говорит фон Корен Самойленко. По словам зоолога, «‹…› то, что каждый смутно чувствует потребность в чистой любви ‹…› это, братец, единственное, что уцелело от естественного подбора, и, не будь этой темной силы, регулирующей отношения полов, господа Лаевские показали бы тебе, где раки зимуют, и человечество выродилось бы в два года»[1303].Лаевский и особенно Надежда Федоровна подрывают основы строго упорядоченного мира фон Корена, так как согласно дарвиновской модели полового отбора их сексуальное поведение соответствует более раннему этапу развития человечества. Конечно, практикуемые ими «свободное смешение полов» (
По мнению фон Корена, все это доказывает «неполноценность» Лаевского и Надежды Федоровны, грозящую эволюции человечества вырождением и, следовательно, подлежащую «нейтрализации». Ненависть зоолога к «макакам» не случайно усиливается по мере усугубления такого поведения. Фон Корен вызывает Лаевского на дуэль после того, как тот решает оставить кавказский городок, а вместе с ним и Надежду Федоровну, вместо того чтобы, женившись на ней, исполнить «нравственный закон». Решение фон Корена убить противника, несмотря на первоначально заявленное намерение отказаться от выстрела[1310]
, созревает в тот момент, когда он узнает от секундантов, что накануне вечером Лаевский застал Надежду Федоровну с Кирилиным:– Какая гадость! – пробормотал зоолог; он побледнел, поморщился и громко сплюнул: – Тьфу!
Нижняя губа у него задрожала; он отошел от Шешковского, не желая дальше слушать, и, как будто нечаянно попробовал чего-то горького, опять громко сплюнул и с ненавистью первый раз за все утро взглянул на Лаевского[1311]
.Можно утверждать, что это брезгливое чувство вызвано не только распутством Надежды Федоровны, но и «извращенным» с эволюционной точки зрения отсутствием ревности со стороны Лаевского. В дарвинистской картине мира фон Корена их ненормальность предстает вопиющим явлением, так как «развращенность» обоих противоречит закономерностям не только естественного, но и полового отбора, а также связанному с ними нравственному чувству, и, следовательно, в определенном смысле вообще ставит любовников вне какого бы то ни было эволюционного порядка.