Читаем Вырождение. Литература и психиатрия в русской культуре конца XIX века полностью

Согласно этому суждению Дарвина, типичному для викторианской морали[1300], человеческое нравственное чувство является эволюционным достижением цивилизации, а любые от него отклонения – «симптомами начинающегося психического расстройства»[1301]. Фон Корен – строгий, фанатичный приверженец такого биологизированного мировоззрения. «Нравственный закон», говорит он дьякону, «следует признать органически связанным с человеком. Он не выдуман, а есть и будет». Поэтому, продолжает чеховский персонаж, «цитируя» Дарвина, «‹…› и все так называемые душевные болезни выражаются прежде всего в извращении нравственного закона, насколько мне известно»[1302]. «Внебрачная любовь» и «порочность» Лаевского и Надежды Федоровны являются именно таким «извращением нравственного закона», говорит фон Корен Самойленко. По словам зоолога, «‹…› то, что каждый смутно чувствует потребность в чистой любви ‹…› это, братец, единственное, что уцелело от естественного подбора, и, не будь этой темной силы, регулирующей отношения полов, господа Лаевские показали бы тебе, где раки зимуют, и человечество выродилось бы в два года»

[1303].

Лаевский и особенно Надежда Федоровна подрывают основы строго упорядоченного мира фон Корена, так как согласно дарвиновской модели полового отбора их сексуальное поведение соответствует более раннему этапу развития человечества. Конечно, практикуемые ими «свободное смешение полов» (promiscuous intercourse) и «распущенность» (licentiousness) встречались и у «дикарей»[1304]

, однако, по мнению Дарвина, никогда не являлись нормой[1305], поскольку оба явления «препятствуют» (prevent) половому отбору или даже «останавливают» (check) его, не позволяя ни одному из полов делать выбор
[1306]. Кроме того, половая «извращенность» Лаевского и его любовницы выражается в отсутствии у обоих явного «чувства ревности» (feeling of jealousy), которое, по мысли Дарвина, господствует в животном мире, служа мощной преградой для эволюционно невыгодного «свободного смешения полов»[1307]. И наконец, инстинктивное влечение Надежды Федоровны к нескольким мужчинам выступает некоей разновидностью полиандрии, которая, по Дарвину, почти не встречается у животных[1308]
и тоже препятствует половому отбору[1309].

По мнению фон Корена, все это доказывает «неполноценность» Лаевского и Надежды Федоровны, грозящую эволюции человечества вырождением и, следовательно, подлежащую «нейтрализации». Ненависть зоолога к «макакам» не случайно усиливается по мере усугубления такого поведения. Фон Корен вызывает Лаевского на дуэль после того, как тот решает оставить кавказский городок, а вместе с ним и Надежду Федоровну, вместо того чтобы, женившись на ней, исполнить «нравственный закон». Решение фон Корена убить противника, несмотря на первоначально заявленное намерение отказаться от выстрела[1310], созревает в тот момент, когда он узнает от секундантов, что накануне вечером Лаевский застал Надежду Федоровну с Кирилиным:

– Какая гадость! – пробормотал зоолог; он побледнел, поморщился и громко сплюнул: – Тьфу!

Нижняя губа у него задрожала; он отошел от Шешковского, не желая дальше слушать, и, как будто нечаянно попробовал чего-то горького, опять громко сплюнул и с ненавистью первый раз за все утро взглянул на Лаевского[1311].

Можно утверждать, что это брезгливое чувство вызвано не только распутством Надежды Федоровны, но и «извращенным» с эволюционной точки зрения отсутствием ревности со стороны Лаевского. В дарвинистской картине мира фон Корена их ненормальность предстает вопиющим явлением, так как «развращенность» обоих противоречит закономерностям не только естественного, но и полового отбора, а также связанному с ними нравственному чувству, и, следовательно, в определенном смысле вообще ставит любовников вне какого бы то ни было эволюционного порядка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского
Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского

Книга Якова Гордина объединяет воспоминания и эссе об Иосифе Бродском, написанные за последние двадцать лет. Первый вариант воспоминаний, посвященный аресту, суду и ссылке, опубликованный при жизни поэта и с его согласия в 1989 году, был им одобрен.Предлагаемый читателю вариант охватывает период с 1957 года – момента знакомства автора с Бродским – и до середины 1990-х годов. Эссе посвящены как анализу жизненных установок поэта, так и расшифровке многослойного смысла его стихов и пьес, его взаимоотношений с фундаментальными человеческими представлениями о мире, в частности его настойчивым попыткам построить поэтическую утопию, противостоящую трагедии смерти.

Яков Аркадьевич Гордин , Яков Гордин

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Языкознание / Образование и наука / Документальное
Страшные немецкие сказки
Страшные немецкие сказки

Сказка, несомненно, самый загадочный литературный жанр. Тайну ее происхождения пытались раскрыть мифологи и фольклористы, философы и лингвисты, этнографы и психоаналитики. Практически каждый из них был убежден в том, что «сказка — ложь», каждый следовал заранее выработанной концепции и вольно или невольно взирал свысока на тех, кто рассказывает сказки, и особенно на тех, кто в них верит.В предлагаемой читателю книге уделено внимание самым ужасным персонажам и самым кровавым сценам сказочного мира. За основу взяты страшные сказки братьев Гримм — те самые, из-за которых «родители не хотели давать в руки детям» их сборник, — а также отдельные средневековые легенды и несколько сказок Гауфа и Гофмана. Герои книги — красноглазая ведьма, зубастая госпожа Холле, старушонка с прутиком, убийца девушек, Румпельштильцхен, Песочный человек, пестрый флейтист, лесные духи, ночные демоны, черная принцесса и др. Отрешившись от постулата о ложности сказки, автор стремится понять, жили ли когда-нибудь на земле названные существа, а если нет — кто именно стоял за их образами.

Александр Владимирович Волков

Литературоведение / Народные сказки / Научпоп / Образование и наука / Народные