Выше звезд и другие истории

Однажды в полночь Вечность видел я —

Она Кольцом сверкала, блеск лия,

Бескрайний свет струя[34].

Генри Воэн (1621–1695)

Отчеты с «Психеи XIV» поступали регулярно и были совершенно стандартными, пока перед возвращением на Землю не открылось стартовое окно. Старший помощник капитана Роджерс неожиданно радировал, что экипаж переместился с поверхности планеты обратно на корабль и начинает подготовку к отлету – на 82 часа и 18 минут ранее запланированного времени. Разумеется, Хьюстон[35] потребовал объяснений, однако в ответ с «Психеи» поступала какая-то бессмыслица. Вдобавок изрядно мешала двухсотдвадцатисекундная задержка передачи. Связь с «Психеей» постоянно прерывалась. В какой-то момент, видимо отвечая Хьюстону, Роджерс произнес: «Если не улетим сейчас, то не вернемся вообще», а потом вдруг Хьюз запросил показания системы и начал что-то говорить про дозу, но Солнце наводило сильные помехи, и прием был отвратительный. Внезапно голосовая связь оборвалась.

Автоматическая передача данных с корабля продолжалась. Отлет прошел в штатном режиме. В течение двадцати шести дней, пока астронавты, подключенные к аппаратам жизнеобеспечения, находились в медикаментозном сне, отчеты не фиксировали каких-либо сбоев. Контроля физиологических параметров на кораблях проекта «Психея» не предусматривалось, связь с экипажем была только голосовая. На второй день полета напряженное ожидание Хьюстона переросло в отчаяние.

Бортовая автоматика «Психеи», управляемая с Земли, только что рассчитала параметры входа корабля в атмосферу, когда из мертвых динамиков вдруг раздался голос Хьюза:

– Хьюстон, прошу сообщить показания системы. У нас тут оптические помехи.

Попытка скорректировать курс вручную, следуя указаниям Хьюстона, окончилась провалом: чтобы выправить положение, наземным службам потребовалось пять часов. Хьюз получил приказ не вмешиваться – посадку осуществят с Земли, – и почти сразу после этого голосовой передатчик снова замолчал.

Огромные молочно-белые парашюты, раскрывшиеся над серой гладью Тихого океана, напоминали розы, медленно падающие с неба. Обгорелый корабль, свистя клубами пара, погрузился в воду, вынырнул обратно и плавно закачался на широких волнах. Наземная служба управления спуском выполнила задачу блестяще. Спускаемый аппарат приводнился в полукилометре от «Калифорнии». В небе застрекотали вертолеты, прибыли спасательные плоты, капсулу стабилизировали, открыли люк. Выбираться наружу никто не спешил.

Спасатели проникли внутрь и извлекли астронавтов.

Старпом Роджерс сидел в кресле пилота, по-прежнему пристегнутый ремнями и подключенный к системе жизнеобеспечения. Смерть наступила около десяти суток назад, и было ясно, почему другие члены экипажа не открыли его скафандр.

На теле капитана Темски физических повреждений не обнаружили, однако он словно бы находился в ступоре – не разговаривал и не реагировал на обращения. Из капсулы его пришлось вытаскивать на руках; он не сопротивлялся.

Доктор Хьюз пребывал в состоянии шока, хотя и в полном сознании. По всей вероятности, он ослеп.

– Пожалуйста…

– Вы что-нибудь видите?

– Да! Пожалуйста, завяжите мне глаза.

– Вы различаете свет моего фонарика, доктор Хьюз? Какого он цвета?

– Разных цветов… Белого. Свет очень яркий.

– Можете указать на него?

– Он повсюду. Слишком ярко!

– В помещении темно, доктор Хьюз. Будьте добры, откройте глаза еще раз.

– Здесь не темно.

– Гм, полагаю, налицо сверхчувствительность. Хорошо, а вот так? Теперь темно?

– Уберите свет!

– Нет-нет, опустите руки, пожалуйста. Не волнуйтесь. Все, все, мы снова наложим вам компрессы.

Как только на глаза вернулась повязка, Хьюз перестал дергаться. Он лежал неподвижно, тяжело дыша. Узкое лицо, обрамленное темной месячной бородой, блестело от пота.

– Простите, – выговорил он.

– Попробуем снова, когда вы отдохнете.

– Итак, прошу вас открыть глаза. В комнате нет света.

– Зачем вы обманываете?

– Доктор Хьюз, я едва различаю в темноте ваше лицо. На моем приборе слабо горит красная подсветка, ничего более. Вы меня видите?

– Нет! Свет меня слепит!

Врач, проводивший осмотр, увеличил яркость подсветки так, чтобы разглядеть лицо Хьюза: крепко сжатые челюсти, распахнутые невидящие глаза, полные страха.

– Ну а теперь темно? – Не зная, что еще предпринять, он перешел на сарказм.

– Нет! – Хьюз зажмурился и смертельно побледнел. – Голова кружится, – пробормотал он, – все плывет… – Он судорожно втянул воздух, и его вырвало.

Жены и родственников у Хьюза не имелось, ближайшим другом был Бернард Деселис, вместе с которым тот проходил предполетную подготовку. Деселис участвовал в экспедиции, обнаружившей на Марсе Город; он летал на «Психее XII», а Хьюз, в той же научной должности, – на «Психее XIV». Деселису организовали перелет на реабилитационную станцию в Пасадене и велели пообщаться с приятелем. Разумеется, беседа записывалась.

Д.: Привет, Джерри. Это Деселис.

Х.: Барни, это ты?

Д.: Как ты?

Х.: В порядке. А ты?

Д.: Лучше не бывает. Тяжко пришлось?