Х.: Как дела у Глории?
Д.: Отлично, просто отлично.
Х.: «Тетушку Роди» уже разучила?
Д.
Х.: Тебя-то зачем в эту дыру высвистели?
Д.: Чтобы я с тобой повидался.
Х.: Хотел бы я сказать то же самое.
Д.: Еще скажешь. Послушай, три разных окулиста, или как их там, черт подери, офтальмолуха, в общем, три глазнюка твердят мне, что твое зрение в норме. Точнее, три глазолога и один невролог. Прямо хором поют. И уверены на все сто.
Х.: Ну тогда у меня, видимо, что-то с мозгами.
Д.: Если только в том смысле, что там что-нибудь закоротило.
Х.: А как Джо Темски поживает?
Д.: Не знаю, не видел.
Х.: Тебе что-нибудь о нем говорили?
Д.: По поводу Джо у них такого единодушия нет. Сказали только, что он вроде как замкнулся в себе.
Х.: Замкнулся? Господи, да он теперь что каменная статуя.
Д.: Темски? Этот балагур?
Х.: Его первого накрыло.
Д.: Ты о чем?
Х.: Там, на Марсе. Он перестал отвечать.
Д.: А что случилось-то?
Х.: Ничего. Просто перестал отвечать на вопросы. Замолчал. Ни на что не реагировал. Дуайт решил, что это хандра. Эту напасть сейчас так еще называют?
Д.: Ну да. Они не исключают, что это один из вариантов. Может, там все же произошло что-то странное?
Х.: Мы обнаружили комнату.
Д.: Точно, комнату. Вы в отчетах про нее писали, я читал. И часть голограмм видел, которые вы привезли. Фантастика! Что это за хрень, а, Джерри?
Х.: Понятия не имею.
Д.: Что-то, созданное искусственно?
Х.: Не знаю. Что вообще представляет собой Город?
Д.: Ну, его возвели. Сделали. Наверное.
Х.: Как ты можешь это утверждать, если не знаешь его происхождения? Морская раковина тоже сделана? Представь, что у тебя нет накопленных знаний, нет опыта сравнения и перед тобой кладут морскую раковину и керамическую пепельницу. Сможешь ты определить, который из двух предметов «сделан»? И для чего? Что это вообще такое? А что ты скажешь о керамической ракушке, или осином гнезде, или жеоде?
Д.: Ладно, допустим. А как насчет этих… штук, которые вы называете ячейками? Я видел голограммы. Что ты о них думаешь?
Х.: А ты?
Д.: Понятия не имею. Они ни на что не похожи. Я собирался прогнать их пространственную компоновку через компьютер, вычленить какую-то модель… Правда, без особых надежд.
Х.: Ну да… Только какие критерии «модели» ты бы ввел в программу?
Д.: Математические зависимости. Ну не знаю, любые геометрические формы, закономерности, коды. Как вообще выглядела комната, Герри?
Х.: Не могу объяснить.
Д.: Ты ведь много времени в ней провел?
Х.: Торчал там с того момента, как мы ее обнаружили.
Д.: И тогда же заметил проблемы со зрением? Как это началось?
Х.: Предметы стали расплываться перед глазами, словно от переутомления. Вне комнаты симптомы нарастали. Так длилось несколько дней. Когда мы взлетали и стыковались, я еще видел, хотя все хуже и хуже. Возникали вспышки, пространственное зрение слетело к чертям, голова кружилась. Мы с Дуайтом рассчитали обратный курс – большую часть времени мы справлялись с обязанностями, пускай и по очереди. Но постепенно он… дичал, что ли. Не желал пользоваться радиосвязью, шарахался от бортового компьютера.
Д.: Так что с ним случилось?
Х.: Не знаю. Когда я пожаловался ему на глаза, он сказал, что на него нападает что-то вроде трясучки. Я ему – давай, дескать, ноги в руки и валим обратно на корабль, пока не поздно. Он согласился, потому что Джо уже практически впал в ступор. Только не успели мы и двигатели завести, как у него начались припадки навроде эпилептических – я про Дуайта. После одного такого приступа он еле держался на ногах, правда соображал нормально. Слава богу, он доставил нас к кораблю, но, как только мы пристыковались, припадки начались снова, и каждый длился дольше прежнего, а между ними Дуайт мучился галлюцинациями. Я напичкал его транквилизаторами и пристегнул к креслу, потому что из-за этих приступов он совсем обессилел. После отлета я погрузился в сон и… не знаю, может, он к тому времени уже умер.
Д.: Нет, он умер позже. Примерно за десять дней до возвращения на Землю.
Х.: Мне об этом не сказали.
Д.: Герри, ты ничем не мог помочь.
Х.: Мог, не мог… Эти приступы походили на скачки напряжения, как будто у Дуайта одновременно выбивало все предохранители и он перегорал изнутри. Во время припадков он еще и бредил – выпаливал что-то короткими очередями, почти лаял, словно бы пытался произнести целое предложение разом. Эпилептики не разговаривают, когда у них приступ, верно?
Д.: Не знаю. Эпилепсию в наше время научились так хорошо контролировать, что мы о ней почти не слышим. Доктора выявляют предрасположенность к судорожным приступам и заблаговременно их предотвращают. Будь Роджерс эпилептиком…
Х.: Да-да, его ни за что не взяли бы в программу. Боже, он провел в космосе шесть месяцев.
Д.: А ты – шесть дней?
Х.: Как и ты. Одна-единственная высадка на Луну.
Д.: Значит, дело не в этом. Может…
Х.: Что?
Д.: Может, вирус какой?
Х.: Космическая чума? Марсианская лихорадка? Астронавтов сводят с ума загадочные древние споры?