Выше звезд и другие истории

Не понимаю, почему доктор не может поблагодарить пациента за явленную красоту и глубокий смысл. Конечно, авторитет врача – вещь важная, но не обязательно доминирующая. В политике власть должна вести за собой народ, а в клинической психологии все немного иначе; врач не может исцелить пациента, пациент сам исцеляет себя с нашей помощью, и концепции позитивного мышления это нисколько не противоречит.

14 сентября

Я расстроена после сегодняшнего долгого разговора с Ф. С. Постараюсь прояснить мысли.

Поскольку травма ребер исключает лечение трудотерапией, он ведет себя беспокойно. Палата для буйных вызвала у него сильное душевное потрясение, так что три дня назад я, пользуясь полномочиями, удалила из медицинской карты Ф. С. метку с буквой «Б» и оформила перевод в обычную мужскую палату. Его положили рядом со стариком Арейей, и, когда я зашла за ним, чтобы отвести на сеанс, они сидели на койке Арейи и беседовали.

– Доктор Собель, вы знакомы с моим соседом, профессором Арейей с факультета искусств и литературы? – обратился ко мне Ф. С.

Само собой, я знаю старичка-профессора, он находится в клинике не первый год, гораздо дольше меня, однако Ф. С. произнес это с таким почтением в голосе, что я ответила:

– О да. Здравствуйте, профессор Арейя, – и пожала ему руку.

Тот вежливо поприветствовал меня, как будто видел впервые, – он часто не узнает тех, с кем общался вчера или еще раньше. По дороге в кабинет психоскопирования Ф. С. спросил меня:

– Вам известно, сколько сеансов электрошока перенес профессор? – И когда я сказала «нет», он промолвил: – Шестьдесят. Он сообщает это каждый день. С гордостью. А вы в курсе, что он был всемирно известным ученым? Профессор Арейя написал книгу «Понятие свободы» об идеях свободы в политике, искусстве и науке двадцатого века. Я прочитал ее, когда учился на инженерном факультете. Тогда она еще существовала – на книжных полках. Теперь ее больше нет. Нигде. Спросите доктора Арейю. Он никогда не слышал о такой книге.

– Электроконвульсивная терапия почти во всех случаях сопровождается частичной потерей памяти, – сказала я, – но утраченную информацию можно запомнить заново, к тому же она часто восстанавливается самопроизвольно.

– После шестидесяти сеансов электрошока?

Ф. С. высок ростом, сильно сутулится, однако даже в больничной пижаме производит внушительное впечатление. Но я тоже высокая, и «маленьким доктором» он называет меня вовсе не потому, что я ниже его. В первый раз он употребил это обращение, будучи зол, а сейчас говорит так, когда испытывает горечь и в то же время не хочет, чтобы его слова обидели меня – ту меня, которую он знает. Он сказал:

– Маленький доктор, хватит притворяться. Вы же знаете, что сознание старика разрушили намеренно.

Ниже я попытаюсь точно воспроизвести на бумаге свой ответ, так как это важно.

– Я не одобряю ЭКТ как основной метод лечения. Я не назначаю его своим пациентам, может быть за исключением определенных случаев старческой депрессии. Я посвятила себя психоскопии, потому что считаю ее интегративным, а не разрушительным инструментом.

Чистая правда, хотя прежде я никогда не задумывалась об этом всерьез и не проговаривала вслух.

– Так какое лечение вы назначите мне? – спросил он.

Я объяснила, что после постановки диагноза мои рекомендации должны утвердить заведующая отделением и ее заместитель. Я также сказала, что на сегодняшний день никакие данные анамнеза и особенности личностной структуры не указывают на необходимость ЭКТ, хотя мы еще не слишком далеко продвинулись с обследованием.

– Обследуйте меня подольше, – сказал он, горбя спину и шаркая рядом со мной.

– Зачем? Вам нравятся сеансы?

– Нет, хотя вы лично мне нравитесь. Просто хочу оттянуть неизбежный конец.

– Флорес, с чего вы так уверены, что он неизбежен? Неужели вы не сознаете, что в данном вопросе мыслите совершенно нелогично?

– Роза, – он впервые назвал меня по имени, – Роза, невозможно мыслить логично в том, что касается абсолютного зла. В нем есть грани, не поддающиеся рациональному объяснению. Разумеется, я веду себя неадекватно, столкнувшись с угрозой неминуемого уничтожения моей памяти – моей личности. Но я не так уж и ошибаюсь. Сами знаете, меня не выпустят отсюда… – Он надолго замолчал, но в конце концов произнес: – Таким, как прежде.

– Один-единственный приступ психоза еще не…

– У меня не было приступа психоза. Вы должны уже были это понять.

– Тогда почему вас сюда направили?

– Есть у меня коллеги, которые мнят себя моими соперниками, конкурентами. Полагаю, они сообщили в ТРТУ, что я подпольный либерал.

– А доказательства у них есть?