Вышивальщица

Протокол допроса Арина подписала с видимым удовольствием. Начальник полиции тоже был доволен: в деле появились новые свидетели: врач из Осташкова (ФИО, телефон, место работы), Аринина бабушка, которая наверняка в курсе (ФИО, телефон, место жительства), врач из клиники глазных болезней в Москве (ФИО и телефон знает Рита Борисовна). Девчушка оказалась просто неоценимой. Вот тебе и – «ничего не знаю»! Вот тебе и – «не разбираюсь»! Все бы так не разбирались…

◊ ◊ ◊

Магазин, который два раза пытался ограбить Колька и в котором батрачил, отдавая половину заработанных денег хозяину, – магазин сгорел дотла, вместе со всем товаром, из-за неисправной электрической проводки.

– Какая к дьяволу проводка? Засажу гада! – хрипел хозяин магазина (кричать он уже не мог).

«Засадить» не получилось: у «гада» было стопроцентное алиби: неделю назад он уехал с матерью в Москву (что подтвердил профессор московской глазной больницы в Мамоновском переулке), и всё это время жил в Осташкове (что подтвердила Аринина бабушка, у которой Колька квартировал, ожидая, когда можно будет увезти мать домой).

О том, что он четыре года просидел в одной камере с Яшей Додиным, Колька не рассказывал даже матери. Электромонтёр по специальности, Яша обучил всю камеру своей профессии, а также способам защиты от поражения электрическим током и способам оказания первой помощи (профессия электрика относилась к категории особо опасных).

«Я не сильно умею сказать, но хочу» – начинал свой очередной урок Яша. Обучение проводилось на одесском крылатом жаргоне и заинтересовало даже блатных (прим.: высшая каста в тюремной иерархии, как правило, профессиональные преступники). Заслышав смех и Яшино флегматичное «почему нет, если да», «чёрные», положенцы и авторитеты подтягивались к Яшиной шконке:

«Не кидайте брови на лоб, – встречал их Яша. – Или вы думали, шо вы опоздали? Таки я вам скажу, шо да» Впрочем, когда его просили повторить «пройденный материал» он всегда повторял. «Если у меня есть шо таки вам сказать, так почему нет?»

Из Яшиной камеры выходили на свободу электрики-профессионалы. «Организовать» неисправность проводки было для Браварского минутным делом. В магазин он проник через чердачное оконце – крошечное, а потому не защищённое сигнализацией. Лестница, ведущая с чердака собственно в магазин, заканчивалась массивной стальной дверью. Кольке и не надо было в магазин, он сделал свою работу на чердаке, Яша Додин был бы доволен своим учеником. Со змеиной ловкостью, которой позавидовали бы форточники, Колька вылез через оконце обратно и через полчаса уже спал сном праведника.

◊ ◊ ◊

Распечатанный конверт на комоде Арина заметила ещё во время визита в квартиру начальника полиции. Не будет ничего плохого, если она посмотрит, что в нём. Конверт – изрядно помятый – был отправлен из Москвы, отправителем значилась А.А. Шевырёва. Сестры у Аллы Михайловны нет, она рассказывала. Значит, письмо от её матери. Странная какая-то мать: ни словечка дочери не написала. Внутри ещё один конверт… из самой Варшавы! Арина вертела его в руках. Судя по штемпелю, письмо было отправлено два месяца назад, отправитель Матильда Браварска.

Наверное, Николай его не видел. Он приедет очень не скоро, а вдруг в письме что-то важное? Конверта был заклеен довольно небрежно. Арина осторожно потянула за уголок… и через минуту уже вперилась глазами в письмо. Неведомая Матильда сообщала Кольке, что отца у него больше нет и что Марек Браварский оставил ему дом в Бяле-Блота, которым он может распоряжаться по своему усмотрению. Если её внук желает познакомиться со своей бабушкой, она ждёт его в Варшаве и просит поторопиться, так как не знает, сколько проживёт после смерти сына.

Арина с трудом сообразила, что Матильда Браварска это и есть Колькина бабушка а Мареком звали его отца. Значит, он Браварский? Все в доме звали его Шевырёвым… Ещё она поняла, что Матильда там одна и ей очень плохо, а Колька ей так и не ответил.

Письмо она написала сама, купила на почте международный конверт и отправила в Варшаву – с Колькиным обратным адресом.

Глава 31. Отрицательный опыт

Аринин телефон не отвечал. Я это заслужила, сказала себе Вера. Ни в чём девчонке не отказывали, одевали-обували, ни денег не жалели, ни души. Заставили поверить, что родная, не чужая. А потом бросили, как бросают с лодки в воду неумелого пловца, чтобы с перепугу научился плавать.

Вечеслов всерьёз боялся за здоровье жены: переживает за внучку, а ей нельзя: любые переживания при стенокардии губительны, любой стресс может оказаться последним. И убедил Веру, что их воспитанница выросла и вполне может жить самостоятельно. А они будут помогать, по мере сил, и вообще, как она была им внучкой, так и останется.

Квартиру ей купили… А ей не нужна была квартира, и тем более так далеко от Осташкова. Вера помнила внучкины глаза, в которых удивление смешалось со страхом. Она не хотела уезжать. Наверное, мучилась там одна. А Вера – мучилась без неё, не признаваясь в этом себе самой.