Деньгами помогали… А она отдавала обратно, как возвращают долги чужим людям.
Звонили каждую неделю… Слышали внучкино бодрое «У меня всё отлично!» и притворялись, будто этому верят.
В гости звали… В дом, где она выросла, где её любили, жалели, берегли, нарадоваться на неё не могли – её приглашали в гости.
Вера вспомнила, как Арина позвонила и, забыв поздороваться, закричала в трубку: «Ба, я к вам завтра приеду!». Может, что-то стряслось, может, нужна была помощь. Да просто ласковое слово. А она не стала её слушать, сказала – не приезжай. Придумала, что в Заселье с Ваней собираются, уезжают. Ваня так велел сказать.
Веру в тот день выписали из больницы и велели с недельку полежать. «Вам повезло, что «скорая» быстро приехала. Со стенокардией шутки плохи. Спокойная размеренная жизнь, дозированные эмоции и отсутствие стрессовых ситуаций» – предупредил врач. А с внучкой эмоций будет через край, и разговоры до полночи, и пироги, и плов из баранины, и внучкины любимые творожники с изюмом… А как же иначе? Арина редко у них бывает, ехать не близко, автобус тряский, её укачивает…
Вечеслов замахал руками: «Нет, и ещё раз нет! Когда поправишься, пусть приезжает, а сейчас – нет. Тебе врачи лежать велели, а ты пирог затеешь, на кухне натопчешься-накрутишься, опять в больницу попадёшь. Ты Аринке не говори, что болеешь, ей волноваться противопоказано».
Она не помнила, что говорила Арине на похоронах – включился механизм психологической защиты, которую организм применяет без нашего участия, выталкивая нежелательную информацию в область подсознательного.
Активное забывание событий, переживаний и ощущений, которые причиняют боль, если о них думать – защитило Веру от травмы психики, которая пагубно отразилась бы на физическом самочувствии. И до полусмерти напугало Арину, которая решила, что бабушка сошла с ума.
В элитной «Золотой воде» пациентам предоставляли время для «забывания», поддерживая организм в хорошей физической форме и исключая любые волнения. Обязательный сон на свежем воздухе, обязательные ежедневные прогулки, запах цветущих лип, островки голубых, жёлтых и белых цветов в траве, скошенные лужайки с подсыхающим сеном, птичьи кормушки с неутомимыми синицами, муравьиные тропки, за которыми так интересно наблюдать. Познавательные фильмы о природных явлениях, кружки рисования и рукоделия, танцевальные вечера со старинными вальсами и полонезами.
Зигмунд Фрейд утверждал, что вытесненные мысли и импульсы не теряют своей активности, находясь в подсознании. Вера не читала Фрейда, но однажды заблокированные памятью воспоминания вернулись, и она смогла их принять, как принимают неизбежное, уже случившееся, уже ставшее прошлым.
Если бы можно было взять назад – брошенные Арине в лицо обвинения, продиктованные больным рассудком! Если бы можно было всё объяснить – так, чтобы Арина поверила, сказала бы: «Я понимаю, ба…»
Не скажет.
Вера снимала со стены фотографию, с которой улыбалась приёмная внучка. Гладила по волосам, целовала в смеющиеся глаза и просила прощения: «Девочка моя золотая! Обидела я тебя, наговорила в сердцах. Ты уж прости… Бабушка тебя любит. И Ваня любил, счастья тебе хотел». Глаза на фотографии – понимали. Прощали. Любили. А телефон по-прежнему молчал…
Дни она проводила в Арининой комнате. Смотрела в окно – и видела то же, что видела она. Готовила внучкину любимую еду – и ощущала тот же вкус. Ложилась на кушетку, занявшую место Арининого дивана – и разглядывала узоры на потолке, нарисованные светом уличного фонаря. Арина много лет засыпала под этот зыбкий свет. За этим столом готовила уроки, а Ваня сидел рядом и объяснял, если она чего-то не понимала.
Рука непроизвольно выдвинула ящик письменного стола. Что в нём? Школьные тетрадки, исписанные красивым аккуратным почерком. Дневник с записью «На уроке химии вела себя недопустимо. Прошу принять строгие меры». Меры полковник принял: запретил Вере расспрашивать девочку о случившемся и тем более ругать. С улыбкой подписал дневник, весь вечер старательно проигрывал Арине в шашки, смеялся и шутил.
А надо было – расспросить. И она бы рассказала, не держала это в себе. Ведь что-то же случилось – «недопустимое». Вечесловы воспитывали Арину в уважении к старшим, да и в монастырском приюте девочек приучали к послушанию. Издеваться над учительницей она бы не стала, скорее терпела бы издевательства над собой. А когда устала терпеть, ответила ударом на удар. Интересно, что же она такое сделала? Вечесловы не спросили, не разделили с ней это «недопустимое», старательно делали вид, что их это не касается. Вот они, ошибки воспитания!