Вышивальщица

Арина вспомнила, как пила из ковшика сладко пахнущую липой воду и кивнула:

– Вкусная. А колодец зачем?

– Так положено. Колодец на кордоне должен быть. Ручей зимой до дна промерзает. А надо лошадь поить, и скотину, и птицу…

– А темно почему? Было же светло!

– Долго мылись.

– А идти далеко? Это у вас такой двор? Такой большой?

Гостья задавала простые короткие вопросы, вертела головой, оглядываясь. У жены лесничего отлегло от сердца: хоть говорит дельно, а то всё несла несуразное: родных нет, а бабушка есть, но звонить ей не надо. Номер сама набрала, а разговаривать отказалась, вы, говорит, ей скажите, что я здорова и не болею. Татьяна вспомнила, как уговаривала Аринину бабушку (сколько ей? лет восемьдесят, не меньше) – не волноваться, а та всё спрашивала: «Как не волноваться, если вы говорите, что с Аринкой всё хорошо, а трубку в руки не даёте? Как мне не волноваться?!»

Татьяна выкрутилась, сказала, что Арина в бане и к телефону подойти не может. Бабушка вроде поверила. И теперь ждёт внучкиного звонка.

– Это кордон. Мы здесь круглый год живём, без хозяйства не обойтись, магазинов в лесу нет. Ты бабушке-то будешь звонить? Она ведь ждёт.

– Ничего она не ждёт, – пробурчала Арина. Голос недовольный, по сторонам глазами зыркает, хотя чего там увидишь, в потёмках… От куста смородины, протянувшего к дорожке длинные ветки, шарахнулась, как от лешего. Татьяна Павловна с вопросами больше не приставала, и мужу запретила расспрашивать. Напоила гостью чаем и уложила спать.

◊ ◊ ◊

После звонка из Анушинского лесничества Вера Илларионовна выпила сердечных капель, с трудом дождалась рассвета и позвонила Рите. В Гринино её привёз на вечесловском джипе Ритин муж: права у Веры были, но сесть за руль в таком состоянии она не рискнула.

Услышав, как в Арининой двери поворачивается ключ, Михална выскочила из квартиры, как кукушка из часов.

– Вера, не знаю, как вас по отчеству…

– Вера Илларионовна.

– Ну да, ну да, Илларионовна. Аринка-то всё – баба Вера да баба Вера. Баба Вера то, баба Вера сё… Илларионовна, значит.

– Не мороси, – остановила её Вера. – Толком говори.

Михална обхватила её за плечи и заголосила:

– Ой, пропала девчонка у нас, со вчера пропала, и не знаем где искать! Белый всю ночь мявом орал, Колька мой от окна к двери метался, спать не дал, а утром в милицию побёг, и что он там себе позволит, один бог знает. Семён Михалыч-то чистый бюрократ, вредина, каких свет не видывал… Чего теперь будет, с Колькой-то? Аринка с концами пропала, и Колька мой пропадёт. Чего ж мне делать-то, Вера Ларионовна… У-уу…

– Никуда она не пропала. В лесничестве гостит. Вчера звонили оттуда, сказали, напилась-наелась, в бане парится. К обеду дома будет.

Не дослушав, Михална кинулась звонить сыну, с которым, слава богу, было всё в порядке.

– Мать, не кипишуй. Я морду бить не начал никому, лейтенантика только пришиб слегонца, чтоб на посту в игрушки не играл. – Колька подмигнул Мигуну, Мигун подмигнул в ответ. Лейтенанта и в самом деле следовало «слегонца пришибить», мальчишка забыл, где работает. Ничего, Семён Михайлович ему напомнит, с треском. Мигун представил, как будет «напоминать» и довольно хохотнул. Если бы не Колька, так бы и не узнал, чем его дежурный на службе занимается.

Услышав в трубке смех, Михална плюнула с досады – она тут с ума сходит, а Колька там развлекается, из всего спектакль устроит, даже в полиции, вот кому-то муж достанется, не обрадуется – и побежала к Вере, рассказывать.

Михална трещала, не закрывая рта. Вера Илларионовна поставила на плиту чайник, покыскала Белому: кот к ней не вышел, шипел за диваном. Дикий он, что ли?

Ритин муж, о котором Вера как-то забыла, потянул с вешалки куртку:

– Ну, я это… Домой поеду, если не нужен больше. Джип во дворе, в гараж сами отведёте. Обо мне не беспокойтесь, на автобусе доберусь, вы мне только скажите, на остановку – куда идти? Не беспокойтесь. Главное, внучка нашлась. А лекарство, если какое надо, Рита достанет.

– Остановка недалеко, автобус ходит каждые два часа, расписание в интернете посмотрим. Никита Сергеич, вы простите, что я вас с постели подняла, без завтрака оставила. Вы уж меня не обижайте, покушайте, потом поедете. – Вера открыла дверцу холодильника. Так. Яйца есть, и молоко, и сметана. В столе обнаружился пакет с мукой и миксер.

– А давайте без отчества. А то я себя Хрущовым чувствую.

– А Михалковым вы себя не чувствуете? Никита, вы к блинчикам как относитесь?

– С душой!