Вышивальщица

На своё совершеннолетие она никого не пригласила: последствия новогоднего сабантуя были печальными, вино ей пить нельзя категорически, сказать об этом одногруппникам тоже нельзя, и тоже категорически. Вечеслов приехал в субботу, с огромным букетом цветов. «Букет вам с бабушкой пополам. Аринка, шагом марш за подарками, они внизу, в машине, еле в багажник поместились».

Но главным подарком стал звонок из пенсионного фонда, куда Арину пригласили для «возобновления выплаты пенсии по утрате кормильца», которая до сих пор выплачивалась Вечесловым, а с восемнадцати лет полагалась «обслуживаемому лицу», то есть Арине. При себе иметь паспорт, сберегательную книжку на своё имя, трудовую книжку, если она есть, и справку учебного заведения с печатью и подписью ректора.

Арина бросила трубку и помчалась в сбербанк, открывать счёт.

О пенсии она не имела ни малейшего представления. Вечесловы, оказывается, получали на неё не только опекунские деньги. Оформили пенсию, а ей даже не сказали… и сняли все деньги подчистую, оставили только пятьдесят рублей, чтобы не закрылся счёт. Да как они могли – молчать и тратить её деньги?! Им же платили опекунские!

Арина непроизвольно сжала в кулаке ручку, которой писала заявление. Сотрудница пенсионного фонда поняла этот жест по-своему:

– Я понимаю… Всё понимаю.

Арина машинально схватилась за щёку, на которой остался след, как от удара кнутом. Синяк был просто восхитительный – длинный, через всё лицо, багрово-синий. И губа рассечена, кажется. Арина облизнула губу и поморщилась. И увидела обращённый на неё жалостливый взгляд. Не объяснять же что синяк от коровьего хвоста, которым Арина получила по лицу во время практики. Или объяснить? Ещё подумает, что это опекуны приложили. Арина рассмеялась.

– Это мне на практике… приложили. У нас практика на ферме, я кровь брала, из подхвостовой вены.

– И что? – не поняла инспектор.

– И мне корова хлестнула хвостом по лицу. Кончиком хвоста.

Инспектор Арине не очень-то поверила, но «углублять тему» не стала.

– Опекунские деньги платят до исполнения восемнадцати лет. А пенсия социальная, с гулькин нос… Хорошо хоть такая есть. К стипендии добавишь, и можно жить. Опекуны-то помогают, или открестились от тебя? У нас такое часто бывает…

– Помогают, – выдавила Арина и покраснела.

Как она посмела думать так о Вечесловых? Как она могла?! Её кормили, поили, одевали, терпели её депрессии и слёзы, возили каждый год на экскурсии в Москву, Санкт-Петербург, Выборг, Гусь-Хрустальный, в музей хрусталя… Платили за визиты частному врачу-психиатру, и за лекарства тоже платили. Врач, которого Вере Илларионовне порекомендовала Маргарита, оказался хорошим специалистом: комплекс препаратов обеспечил стойкую ремиссию, позволяя радоваться не впадая в эйфорию и огорчаться не испытывая отчаяния. Быть такой как все.

– Они у меня хорошие. Они меня любят, и я их люблю, и никогда не брошу, – сказала Арина, глядя инспекторше в глаза. Та отвела взгляд…

◊ ◊ ◊

Опекунские деньги Вечесловы не тратили, оставляли на сберкнижке. На эту же книжку переводили пенсию по утрате кормильца, полагающуюся Арине как круглой сироте. Деньги девочке пригодятся, а пока незачем ей о них знать.

Из дневника Арины

«Ура! Ура! Ура! Я первокурсница!!! В нашей группе шестнадцать человек, двенадцать девчонок и четверо ребят, и все как-то сразу подружились. Студенты веттехникума именуют себя ветами, а старшекурсники – старшими товарищами. Хотя какие они нам товарищи, если зовут нас недоэволюционировавшими кроманьонцами и говорят, что мы не знаем, где сердце и сколько ноздрей у лошади. И дают высокомерные советы, как первокурснику дожить до диплома:

«Запомни, студент: твой диплом твои проблемы. Ты привык, что в школе тебя тянули за уши? Забудь об этом.

С первого курса отчисляют нещадно. Самый мощный поток отчисленных сливается в канализацию после первого семестра.

Преподам фиолетово, доползёшь ли ты до диплома. Никто не будет за тобой бегать с просьбами сдать наконец зачёт. И родителей в деканат вызывать не будут.