Вышивальщица

(Ей всё объяснили, очень подробно, но не рассказывать же врачу, что таблетки закончились, рецепт не действует, до сессии меньше месяца, а от дешёвых антидепрессантов у неё появилась сонливость, которая перед сессией ни к чему).

Вдохновлённая тем, что «больная охотно идёт на контакт, рассуждает адекватно, осознаёт необходимость лечения», как она записала в карточке, врачиха словно задалась целью ввести Арину в депрессию, от которой должна – вылечить. Заповедь «Прежде всего не навреди» она толковала по-своему.

– Антидепрессанты, вопреки мифам, не ведут к привыканию. Не будете принимать их регулярно, не сможете учиться. Рядовые ситуации вроде несданного экзамена вам покажутся безвыходными. Депрессия в разы увеличивает риск суицида. Вам никогда не хотелось?..

– Нет, – помотала головой Арина и через силу улыбнулась. Она ни за что не расскажет, что ей – хотелось, в школе, но жалко было бабушку с дедушкой: как они это переживут?

Воспользовавшись паузой во врачихином монологе, Арина вежливо напомнила о рецепте и назвала таблетки, которые ей помогали. И ужаснулась, когда врач отменила препараты лития, которые держали устойчивую ремиссию целый год. И держали бы больше, если бы не кончились…

На её робкие возражения врач разозлилась:

– Вы мне будете рассказывать, чем вас лечить? Зачем же вы сюда пришли, если сами всё знаете?

– За рецептом.

– Это вам в Осташкове рецепты выписывали, а у нас сперва лечат, и на основе лечения подбирают индивидуальный комплекс препаратов. Вы же сами говорите, что прежние лекарства перестали помогать.

– Перестали, потому что я изменила дозировку. Уменьшила.

– Кто вам дал право самой определять дозировку? – выкрикнула докторша, которая от такой наглости аж поднялась из-за стола.

– Выпишите мне литий, у меня сессия через месяц, я же не сдам… Пожалуйста! Ну, пожалуйста! – взмолилась Арина.

– Я вам назначу комплекс современных препаратов. И через месяц… нет, через два. Через два месяца придёте на приём.

В общежитие она возвращалась с ощущением обречённости.

◊ ◊ ◊

«Современные препараты», выписанные столичным врачом, оказались антидепрессантами, стоили недорого даже по студенческим меркам, и имели странное действие: Арина испытывала безразличие ко всему, и даже не переживала из-за несданного зачёта по анатомии, без которого её не допустят к госэкзамену на втором курсе. Видимо, врач ошиблась с дозировкой и назначила слишком большую. Депрессия отступила. А нормотимиков, удерживающих настроение в приемлемом диапазоне, врач не выписала, и Арине с трудом удавалось себя контролировать. На это уходили все силы, а на учёбу сил не оставалось: летнюю сессию Арина сдала с трудом, все три экзамена «удовлетворительно». То есть, о стипендии на втором курсе можно не мечтать.

Вдобавок ко всему она насмерть рассорилась с соседками по комнате, которые бесцеремонно вытащили из шкатулки и распотрошили упаковки шебби-лент («Ой, красивые какие! А что ты с ними будешь делать?»), влезли в Аринин альбом с рисунками для будущих вышивок, и пристали к Арине с расспросами.

Рисунки, по мнению Нелли и Нади, были странными: серая лента асфальта, по которой уходит автобус, расплываясь в струях дождя; увитый плющом забор, за которым виднелась крыша дома; куст шиповника с невзрачными облетевшими цветками; песчаная дорожка, ведущая к мрачным высоким воротам.

Арина не стала ничего объяснять и накинулась на девчонок с упрёками.

– Нравится по чужим тумбочкам лазить? Мне что, замок покупать, навешивать? И не стыдно вам?

– Аринка, ты чего? Мы же не брали ничего, только альбом. А шкатулка на тумбочке стояла, мы открыли посмотреть, ничего не взяли. Чего ты на нас налетела-то?

Вечер прошёл в молчании. Девчонки извинились. Арина чувствовала себя виноватой: наговорила им всего, назвала непорядочными негодяйками. Как будто негодяи бывают порядочными. Не могла же она рассказать, что рисунки это эскизы к будущим вышивкам. Автобус – это Настя Пичугина, её подружка по приюту. Под кустом шиповника они любили сидеть с сестрой Агафьей, уединившись от всех и открывая друг другу душу. По дорожке из песка её провожала до монастырских ворот матушка Анисия, с которой они, наверное, больше не увидятся. А за забором, по которому взбирался в небо зелёный хмель с забавными шишечками, жил Никита, которого она считала другом, а Никитина мама считала её быдлом.

Из дневника Арины

«Методисты словно сговорились с деканатом: распланировали сессию так, чтобы было удобно преподавателям. То есть свалили все экзамены в кучу, так что отдохнуть и подготовиться (прочитать все лекции и ответы к вопросам) невозможно. Самый сложный экзамен – биология, объём материала огромный, в учебнике пятьсот страниц, а в голове каша».