Вышивальщица

«Однажды ехала в метро, и на эскалаторе рядом ехали преподы с нашего факультета. Я отвернулась, чтобы не узнали. Одна рассказывала другой, что ей студент предложил деньги за зачёты, а она не взяла, потому что МАЛО».

◊ ◊ ◊

В Осташков она приехала невесёлая. Депрессию Вечесловы посчитали банальной усталостью, которую лечили пикниками с рыбалкой и костровой ухой, походами за ягодами и за грибами. От «общественных работ» Арина не уклонялась: собрала мешок шишек для самовара, под бабушкиным руководством сварила варенье из черники, научилась управляться с лодочным мотором (лодка у Вечесловых была своя, купили прошлым летом) и, по словам полковника, рулила как заправский лихач. Но делала всё это, лишь когда её об этом просили. И днями сидела на веранде с вышиванием, ничем больше не интересуясь.

Втайне от мужа Вера Илларионовна свозила Арину в храм, на беседу с батюшкой, к чему та отнеслась совершенно равнодушно. Батюшка сказал, что с ней всё нормально и бесами она не одержима, а болезнь надо лечить лекарствами, а не молитвами. Про бесов показалось забавным. «Да какие к чертям бесы» – проворчала Арина. Вера покраснела, а батюшка одобрительно кивнул. О том, что на втором курсе ей предстояло жить без стипендии четыре месяца, Вечесловы так и не узнали.

То, что творилось с ней летом и из чего с трудом удалось выкарабкаться, тянулось в памяти ужасным шлейфом. «Скорая», которую вызывали бабушке – из за неё, Арины. Разбитый хрустальный кувшин – подарок Вечесловым на свадьбу; они берегли его почти сорок лет, а Арина разбила (нечаянно, потому что у неё начался тремор рук, о котором рассказывала врач. Но… вдруг Вечесловы подумали, что она – нарочно?!)

Апофеозом стало изрезанное ножницами на лоскуты вишнёвое шёлковое платье, «всё равно я в нём никуда не пойду, кому я нужна – такая». Вера Илларионовна, выдержавшая её срывы и попытку суицида, не смогла выдержать этих спокойно сказанных слов.

– Какая – такая? Чтоб я больше не слышала! Будешь пить лекарства, они тебе не дадут из петли в пляс кидаться. А не хватит, ещё купим. Это слава богу, что Рита сговорчивой оказалась, рецепт выписала без слова, да и денег не много стребовала… Совесть, видно, заговорила.

– А я… в петле повеситься хотела? – перепугалась Арина.

– Не дошло до этого. Но на подоконник с ногами влезла, и окно открыла. А подумала бы головой: четвёртый этаж, умереть не умерла бы, а осталась калекой на всю жизнь. Мы бы с Ваней себе не простили. Рите спасибо скажи, если бы не она, то и не знаю, что делать…

Арина пребывала в смятении. Про окно она помнила. Тогда ей просто хотелось навсегда избавить Вечесловых от неё, Арины. Сообразила тоже… Лежала бы сейчас с переломанным позвоночником, а бабушка с дедушкой за ней ухаживали. Подавали в постель завтрак и делали массаж, чтобы не образовалось пролежней.

Ей было ужасно стыдно за своё поведение.

◊ ◊ ◊

В Москву Арина уехала с солидным запасом таблеток, которые отличались от выписанных московским врачом, как день отличается от ночи. К сентябрю она стала самой собой. Но московская докторша оказалась права: наступило то самое пресловутое привыкание, о котором она предупреждала Арину, а та не поверила.

Привыкание к препаратам ощущалось как банальный синдром отмены. Происходило это постепенно и незаметно.

Осенний семестр второго курса был тяжёлым. По анатомии изучали нервную систему и повторяли пройденное на первом курсе (на госэкзамене будут спрашивать всё). Гистология поражала объёмом учебника, в котором не было «воды», а был один «сухой остаток». Ещё – нормальная физиология, биологическая химия и микробиология, из непрофильных предметов – философия, иностранный язык и физкультура. Арина честно посещала все лекции, сдавала зачёты по лыжам и нормативы по плаванию, и уставала так, что не хотелось ни с кем разговаривать и никуда идти, а только спать.

Впереди три экзамена:

анатомия, гистология и философия. Арина, с её несданным зачётом по анатомии, переживала всерьёз: если не пересдаст зачёт, не допустят к экзамену, если получит тройку, останется без стипендии. А другие переживали как-то весело, хотя плохих оценок не хотел никто: свет в читалке горел до двух часов ночи.

– Арин, у тебя кофе есть? Тогда уж и сахарку подкинь. Как его несладкий пить…

– Зяблова, дай философию списать. Говорят, препод по лекциям гоняет, учебник можно не читать, а я как назло…

– Не дам. Экзамен через два дня.

– Я за ночь перепишу, утром верну, чесслово!

– Ариш… Ты перевод по инглишу сделала? Сделала? О! Удачно я к тебе зашёл!