Вышивальщица

Больше всего на свете «окаянной» хотелось домой. Приехать и остаться навсегда, на всю жизнь! Лепить с бабушкой пельмени, ловить с дедушкой рыбу, зимой кататься на лыжах, вышивать, читать книжки… Найти какую-нибудь работу… Ей будет хорошо, будет просто замечательно! Но во что она превратит жизнь Вечесловых, со своими приступами, которые повторяются всё чаще?

Ехать в Осташков нельзя.

Врачихе из ПНД Арина рассказала всё – о неотвязной депрессии, о таблетках, которые так и не купила. О том, что не может даже вышивать, потому что у неё дрожат руки. – И вытянула растопыренные пальцы.

– Синдром отказа. Привыкание, будь оно неладно. На препаратах пишут, что его нет, а оно есть. Ты таблеток вообще не пила, никаких?

Арина призналась, что принимала литиевые препараты.

– И как? – поинтересовалась врач. А Арина думала, что она будет кричать, как в прошлый раз, и вообще её убьёт. Она ведь отменила литий, а Арина её не послушала…

– Тошнит всё время. И галлюцинации бывают иногда.

– Голоса слышите? – врач от волнения перешла на «вы».

– Нет. Только вижу – то, чего нет. Настю, мы с ней в детстве дружили, давно. Маму. Я её шестнадцать лет не видела, я лица её не помню уже! А она приходит, такая же, как тогда. Я её вижу! И при этом понимаю, что мне это только кажется, уговариваю себя, что это ненастоящее. И тогда они уходят. Призраки тех, кого я любила. А я… продолжаю их любить.

– Это хорошо, что звуковых галлюцинаций нет. Иначе бы я рекомендовала стационар. Будешь принимать таблетки, которые я тебе выпишу, и это пройдёт. Не будешь – кончится дело больницей.

Арина торопливо заверила, что – будет. Честное слово!

– А работаешь где?

– В библиотеке, – солгала Арина. Отчего-то стало стыдно, что она уборщица.

– А с учёбой какие дела? – лезла в душу настырная докторша.

– Живут же люди без высшего образования, и я проживу. Всё нормально, я не очень расстраиваюсь по этому поводу.

С лица Арины исчезла улыбка.

– Что, совсем никогда не расстраиваешься? И ничему не радуешься?

– Нет, почему? Радуюсь. И расстраиваюсь. В прошлом месяце мне премию не дали, сказали, плохо работала. Я конечно обиделась, но не плакала. И всё равно со мной что-то не так! Настроение прыгает, то хорошо, то плохо, ни с того ни с сего. Иногда мне от этого делается страшно.

Врач покивала, соглашаясь. Биполярник тем и отличается от шизофреника, что способен анализировать своё состояние и рассуждать адекватно. Слава богу, у девчонки БАР второго типа. Первый тип – тяжёлый, с гипоманиями и «голосами». А она справляется с собой.

◊ ◊ ◊

За комнату в подмосковном Кратово хозяйка брала недорого. И жалела Арину, которая домой приезжала совсем никакая и бухалась в постель. А в выходные дни покупала в магазине продукты, убирала две хозяйкины комнаты и кухню, стирала, гладила, мыла посуду. Готовила Нина Степановна на двоих, заставляла Арину съедать всё что на тарелке и ругалась, когда она отказывалась есть:

– Тёть Нин, я не могу, устала очень. Я потом поем.

– Потом это значит никогда. Ешь без возражений. Или невкусно сготовила?

Еда была вкусной, Нина Степановна доброй, и всё было бы прекрасно, если бы не работа. Кроме кабинетов, тесно заставленных столами, под которыми приходилось ползать, и массивными стульями, которые Арина выдвигала и задвигала (ножки царапали пол, сотрудники злились, и стулья приходилось поднимать), в офисе был архив, в котором не убирались со дня сотворения мира. «Через неделю архив должен быть вычищен, и чтоб на папках – ни пылинки!» – начальник сделал строгие глаза, и Арина испуганно закивала.

Ловко он обротал эту девчонку. За полгода уволились три уборщицы, потому что платил он им мало, а требовал много. А эта взяла две ставки, работает за четверых и ни на что не жалуется.

В архиве пахло мокрой бумагой и плесенью. Вглубь уходил длинный коридор и терялся в темноте. Справа и слева от него ответвлялись неширокие проходы между полками, на которых возвышались горы бумажных и пластиковых папок. Арина включила свет и испугалась: за неделю она не успеет, тут и за две не управиться. Пылесоса в офисе не было, и она вооружилась влажной тряпкой. Папки с документами лежали на полках вповалку, достать до верхней можно только со стремянки. Стремянки в архиве тоже не было, вместо неё была низенькая деревянная скамеечка, широкая и устойчивая. Арина встала на скамейку и дотянулась до верхней полки…

Пирамиды из папок падали на пол, как только к ним прикасались. «Короны», тяжёлые как кирпичи, оттягивали руки; тканевые тесёмки на бумажных папках лопались, содержимое рассыпалось, пыль взлетала в воздух, Арина открывала окна, архив наполнялся выхлопными газами, и приходилось снова закрывать…