Читаем Вышли в жизнь романтики полностью

Костик — это тот самый узкоплечий веснушчатый паренек, который забегал в палатку к девчатам за луком и таскал обрезки дерева для печки. Он, как и Майка, круглый сирота, вырос в детдоме. Майка относится к нему строго, но вместе с тем скрыто-заботливо, как старшая сестра. Плечи у Костика, вечно осыпаны опилками. Говорит он тоненьким, ребячливым голосом. С ним случаются разные неприятности: то рукавицы прожжет, то кепку потеряет. Не умеет до получки рассчитать деньги, Майка ему всегда одалживает и требует, чтобы он тратил только на столовую. При всем этом Костик в своей бригаде (в шутку ее называют «бригада из детсада», поскольку вся она состоит из таких же юнцов) был не на последнем счету. Так вот этот Костик и посвятил Майку в новшества, введенные Прохором Семеновичем.

Прежде щиты для домов складывали в общие штабеля, и получалась порядочная путаница: ведь щит щиту рознь — один годится для перекрытия и не пойдет на перегородки, другой, наоборот, пригоден только для перегородок. Путаница усиливалась еще из-за того, что плотники принимались за сборку, когда на площадках еще громоздился мусор и из-под лопат взлетала земля.

Теперь прораб запретил плотникам браться за дело, пока все ямы не будут засыпаны и мусор не убран, пока на бетонные столбы — основания — не будут уложены под балки лаги, причем не просто уложены «на халтуру», а прочно скреплены с фундаментами штырями. Валить щиты в одну кучу он тоже категорически запретил.

Костик с товарищами разносил разносортные щиты по строго определенным местам — по «периметру здания», как сказал он, поразив Майку ученой фразой.

Сборщикам домов сразу полегчало. Еще бы: не надо разваливать громоздкие штабеля, выискивая нужный щит. Знал себе устанавливай, обвязывай щиты да не задерживай штукатуров, которые идут следом, прибивают на стены листы сухой штукатурки.

— Прохор Семеныч всем дал… ход конем, — важно закончил Костик.

* * *

В начале октября на стройку пришла телеграмма, что из Ленинграда выехала еще одна группа молодых добровольцев.

Все готовились к встрече пополнения.

Столовой было приказано заложить в котлы в пять раз больше мяса и капусты. Для прибывающих заранее хрустяще-свежим бельем застелили койки. Условились, что за полчаса до прибытия новичков для них вскипятят чай: так, чтобы к моменту встречи чайники были горячие.

— Чтобы чайники были горячие! — как пароль, передавали друг другу комсомольцы.

Встреча вышла на славу.

«Едут! Едут!» — разнеслось по поселку. И все побежали к развилке шоссе.

Раскачиваясь, надсадно гудя, приближались автобусы из Металлического. Все они были украшены флажками, плакатами.

Юля подумала: сколько же времени прошло с того дня, когда она с Антониной Петровной на попутном грузовике подъезжала к этому же месту: год, два? Неужели только три месяца?

Игорь что-то приветственно выкрикивал, завидев вновь приехавших юношей и девушек; из машин посыпались куртки, комбинезоны, платочки, береты.

После звонкого голоса Игоря буднично, но внятно прозвучали слова Прохора Семеновича:

— …Хотим видеть вас не гостями, а подлинными хозяевами стройки. Недостатков у нас еще много. И трудности есть. Но вы ведь знаете, что приехали сюда не на праздник.

Потом прибывшим показывали поселок и разводили по общежитиям. Юля объясняла: самой большой сопке из тех, что окружают поселок, дали имя «Ленинградская».

— Если на нее залезть, так и Питер увидишь? — спросил кто-то из новеньких, и все засмеялись.

Приятно было услышать:

— А койки-то с пружинными сетками! Полотенчики выглаженные, чин чинарем!

— И цветы… Для нас старались!

— Попробуйте рукой: чайники горячие. Даже заварочка есть.

— Я и не ожидала…

— Так ленинградцы же, земляки!

Население поселка сразу выросло почти на треть, но «великое переселение народов» из палаток в щитовые дома не приостановилось, а усилилось. Костик не болтал. Сборка шла теперь безостановочно, почти каждую неделю комиссия из треста принимала новый дом.

— Только посмотрите, девочки, что я получила! — Ася Егорова в конце хлопотливого дня явилась в палатку и торжественно подняла над головой ключ.

— От комнаты! — с напускным равнодушием угадала Майка.

— От нашей комнаты! — бурно обрадовалась Нелли.

— Запишите адрес: Комсомольская, дом девять, комната пятая, — деловито сказала Лея. — Завтра после работы переберемся… — Она перевела дыхание. — Только вот что, девочки, комната на четырех.

Юля встревоженно пересчитала койки:

— Шесть…

— Считай пять. Руфе начальство предоставляет копку в общежитии н-тэ-эр. Плакать не будем. Все равно и без Руфы одной из нас придется… — Ася искоса скользнула глазами по лицам подруг. — Я бы не против, пусть пять коек, но комендант не разрешает.

В палатке стало тихо.

— Так как, девочки?..

Юля думала: «Пусть кто-нибудь другой, только не я. Боже мой, какая я эгоистка, но что же мне делать, если не могу оставаться одна? Раньше был Игорь, теперь он далеко. И что же? Оторваться теперь и от Аси и от Яди? Только что нашла друзей — и теряй?!»

— Что же, может быть, мне в другой дом? — спросила Ася.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное