Высокие звезды

— Хорошо, — развёл руками старый Сальвадор, — у меня есть дома старое ружьё, если хочешь, я дам тебе его, и ты застрелишь дона Суэро, — старик говорил так буднично, что невозможно было поверить в искренность его слов.

— Вы так просто предлагаете мне убить дона Родриго?

— Ты сам стремишься к этому. Так ты согласен, Хуан Гонсало?

— Да, дайте мне ружьё, и после похорон отца я застрелю его.

— Хорошо, Хуан Гонсало, но прежде чем что-то делать, следует подумать.

— Я уже подумал.

— Ты думал плохо. Ведь признайся, Хуан Гонсало, ты не доходил в своих рассуждениях дальше, чем до того момента, когда нажмёшь на спусковой крючок ружья?

— На сегодня это цель моей жизни.

— Вот именно. А теперь представь, что будет дальше.

— Дядюшка Сальвадор, я не думаю, конечно же, что мне простят его убийство, но в глазах всех мой поступок останется справедливым.

— Я не об этом. Ну, схватят, тебя, казнят или, взвесив все обстоятельства дела, заточат в тюрьму. Что ты этим добьёшься?

— Мой отец будет отомщён.

— Ты дурак, — воскликнул старый Сальвадор, — и не хочешь думать.

Хуан Гонсало растерялся. Никогда ещё старик не позволял себе подобного обращения.

— Говорите прямо, дядюшка Сальвадор.

— Скажи мне, Хуан Гонсало, за что погиб твой отец?

— Он не хотел расставаться со своей землёй, со своим домом.

— Вот именно. А убив дона Родриго, ты сможешь вернуть землю и дом?

— Нет.

— Тогда зачем собираешься стрелять?

— Чтобы отомстить.

— Так вот, реши, Хуан Гонсало, что для тебя важнее — месть или дело жизни твоего отца.

И тут юноше вспомнились слова умирающего отца о том, что он будет смотреть на своего сына с небес и радоваться, если тому удастся приобрести землю.

— Не знаю… — растерялся Хуан Гонсало.

— А ты подумай, наверное, важно и то, и другое.

— Я не смогу жить спокойно, пока буду знать, что человек, виновный в смерти моего отца, не наказан. И с другой стороны, я не успокоюсь, если буду знать, что кто-то другой будет хозяйничать на нашей земле.

— А ты подумай, ещё рассуди.

— Всё-таки важнее земля, — вздохнул Хуан Гонсало.

— И я тоже так думаю, — вздохнул Сальвадор.

Но тут юноша спохватился.

— Вы говорите так, словно бы дон Родриго уже предложил мне сделку: я оставляю его в покое, а он не претендует на нашу землю.

— Послушай меня, — произнёс Сальвадор, — всегда пытаясь предугадать последствия, я ставлю себя на место человека, от которого зависит решение. Вот так, мой милый. Этой ночью я успел побыть и доном Родриго, и твоим отцом, и братьями, и тобой самим. Я представлял себя стреляющим в дона Родриго, представлял себя умирающим помещиком, его родными… И поверь, ' никому эта смерть не принесла радости. Думаешь, дон Родриго хотел смерти твоего отца?

— Но ведь вы сами, дядюшка Сальвадор, рассказывали, какая битва началась на площади городка, как геройски сражался мой отец…

Сальвадор отвёл взгляд в сторону.

— Хочешь, я скажу тебе правду?

— Да.

— Никакой битвы не было, её, скорее всего, можно было назвать дракой. И вот во время этой драки твоего отца придавило бочками. В общем-то, он сам виноват, что не успел вовремя отбежать в сторону. И думаю, дон Родриго настолько же огорчён его смертью, как и все остальные жители.

— Но вы говорили совсем другое… — тихо произнёс Хуан Гонсало.

— А что ты хотел от меня услышать? То, что я сказал тебе, помогло легче перенести смерть твоего отца. А теперь, когда кое-что уже позади, ты можешь знать правду.

— Вы, дядюшка Сальвадор, предлагаете мне сделку.

— Ничуть.

— Вы призываете меня поступить против моей совести.

— Я хочу, чтобы всё сложилось как можно лучше, насколько это возможно в теперешних обстоятельствах. Я думаю, чувствуя себя виноватым в гибели твоего отца, дон Родриго не станет претендовать на его земли.

Юноша задумался.

— Может быть.

— А теперь скажи мне, Хуан Гонсало, давать тебе ружьё или нет?

— Пока что не надо, — произнёс юноша.

— Вот и отлично. После похорон мы поговорим с тобой ещё. А теперь не буду мешать. Есть смысл поговорить с твоими братьями?

— Нет, никто из них и не помышляет о мести.

— Значит, я рассудил здраво.

Похоронная процессия медленно двигалась по склону холма. Дорога круто забирала вниз, и людям, несшим гроб, приходилось ступать очень осторожно, чтобы удержать его на плечах.

Возглавлял процессию седовласый священник. В руках он нёс высокий деревянный крест. Ветер развевал его белые одежды.

Люди двигались в направлении небольшого сельского кладбища, расположившегося в ложбине между двумя холмами.

Хуан Гонсало поправил на плече гроб и покосился на Мануэля, шедшего рядом с ним. Никаких мыслей не отражалось на лице брата, лишь одно уныние. Он казался юноше человеком, недовольным тем, что его потревожили, отвлекли от какого-то важного занятия.

Хуан Гонсало взглянул вперёд, на океан, и тут же вспомнил, как ещё маленьким ребёнком приходил с отцом на могилу матери.

— Вот тут, — говорил тогда отец, — меня и похоронят. Тут хорошо лежать, чудесный вид — океан, поля… Я мечтаю, сын, о том времени, когда смогу успокоиться, лечь в землю рядом с твоей матерью.

Хуан Гонсало вспомнил и свой вопрос, заданный отцу: