Высокочтимые попрошайки

Священник, оставшись один, начинает рассуждать сам с собою о следующем… Но как мы можем догадаться, о чём именно рассуждает человек сам с собою? Единственно по выражению его лица. Человеческое лицо большей частью красноречиво, и как богатым, так и бедным оно нередко заменяет язык.

Лицо попа говорило: «Каким же манером выманить у этого христианина немного денег, чтоб запасти на зиму дров и угля?..»

Поп, несомненно, думал как раз об этом, когда в мастерскую снова впорхнул парикмахер и сказал:

— Святой отец, ты мне всю обедню испортил. Не ты, мне б наверняка удалось выпросить у этого красавца несколько золотых, говорят— он щедрый, многим редакторам и учителям уже по скольку-то дал.

— Брат мой, из-за них-то нам, беднякам, и не перепадает ни гроша из карданов заезжих господ. Не успеет иной новоприезжий оглянуться, как он уж в руках редакторов, учителей, всей их учёной братии… Будь они прокляты!

— Ну, что же нам сейчас делать?

— Я походатайствую за тебя, а ты порадей мне, так и урвём хоть по мелочи от этого Абисогома-аги.

— Уговорились.

— Когда мы отправимся, дорогой я ему скажу, ублаготвори, дескать, нашего цирюльника, ибо он вхож в любые богатые дома и, коли захочет, может в два счёта дело твоё расстроить.

— Какое дело?

— Он же богатую невесту ищет.

— Ясно. А я ему скажу: кроме как нашему священнику, никому не доверяйся.

— Очень хорошо.

— Это верный путь.

— Простак он, слишком наивный.

— Да, доверчивый… Но его обобрали, эфенди, ободрали его! Поздно мы с тобой спохватились.

Абисогом-ага с радостным видом возвращается в комнату, где между цирюльником и попом шёл вышеприведённый разговор.

— Простите мне мою просьбу, Абисогом-ага, — говорит парикмахер. — Я думал, что я тоже, со своей стороны, мог бы вам услужить.

— Не мешает вам знать, Абисогом-ага, — говорит священник, — что господин парикмахер вхож почти во все богатые дома нашей столицы и, следственно, знаком со многими богатыми невестами.

— Неужели?

— А сам он весьма и весьма благочестивый человек, так что вы отзовитесь на его просьбу, сжальтесь.

— Не отпускайте от себя досточтимого батюшку, если вы имеете в виду жениться. Молодые люди, женившиеся при его участии, всегда оставались довольны… Я рад, что ваше дело попало в руки такому дельному и многоопытному пастырю, как наш батюшка. Не сомневаюсь: в супружеской жизни вы будете счастливы.

— Но вы мне поможете в моих хлопотах, господин парикмахер, не так ли? — спрашивает священник.

— Да, но… что в моей власти?

— Ваше содействие необходимо.

— Ну, сделаю, сделаю всё.

— Спасибо вам… Абисогом-ага не иностранец, а наш соотечественник. Приехал жениться. И помочь ему в этом — наш долг!

— Конечно. У меня к Абисогому-аге нет никакой неприязни; или там ненависти, тем более что человек он жалостливый и добродетельный.

— Говорить это в лицо неловко, однако человек он исключительный.

— Превосходный!

— Стоит только посмотреть на него, сразу видишь: весь само благородство.

— Кто же полагает, что наоборот? Я ему не враг.

— Значит, при случае вы отзовётесь о нём с наилучшей стороны?

— Непременно.

— Абисогом-ага — человек бывалый, и он вас вознаградит.

— Слушаю! С радостью готов сию же минуту… Ах, лишь бы сын мой получил свидетельство!

— Через пять дней, Абисогом-ага, через пять дней ваши фотографии будут готовы, — сообщил Дереник, выходя из своего павильона.

— Очень хорошо, — ответил Абисогом-ага и вместе с попом и цирюльником вышел из мастерской господина Дереника.

12

Госпожа Шушан, которую читатель, надеюсь, ещё не забыл, узнав, что священник разыскивал Абисогома-агу и вслед за ним помчался в мастерскую Дереника, не медля ринулась туда же, с целью не дать перехватить свою добычу, и дула вперёд до тех пор, пока не оказалась в нескольких шагах от священника, уже успевшего ловко спровадить цирюльника и теперь рекомендовавшего сотоварища в следующих выражениях: «Ушёл шельмец… Прошу прощения, что я должен был раньше сказать вам правду, но не сказал… Этот брадобрей — известный всем плут и вымогатель… Не помню ни одного новоприезжего, у которого он не выклянчил сколько-нибудь денег. Словом, негодяй, каких мало. Будучи исповедником, долгом своим считаю остеречь вас от людей, кои ищут сблизиться с состоятельными господами исключительно ради корысти. О, я ненавижу их!»

— Благодарствую за ваше добросердечие и человеколюбие.

— Не потворствуйте им. Подобным прохвостам только повадку дай…

— Нет, не буду.

— Не скажете ли вы мне, святой папаша, какое у вас дело до Абисогома-аги? — спрашивает вдруг госпожа Шушан, как вы знаете, нагнавшая своего конкурента уже вблизи мастерской Дереника.

— Одно маленькое дело.

— Нет, ты не должен иметь до него никакого дела. Ты выполняй уж, будь добр, свои обязанности, а в чужие не суйся. Постыдился бы! Пойдёмте, Абисогом-ага!

И госпожа Шушан тянет Абисогома-агу за правую руку.

— Нет, это ты постыдись! У нас с Абисогомом-агой дельце есть. Пойдёмте, Абисогом-ага!

И священник тянет Абисогома-агу за левую руку.

— Святой отец, а ведёт себя как не подобало бы и всякому смертному.

— Замолчи!

— Не замолчу!

— Отпусти мою руку! — говорит Абисогом-ага.