– Сегодня, Абисогом-ага, вам уж, видно, придётся закрыть глаза… на наши недостатки.
– А, пустяки.
– Пока суп остывает, расскажу-ка я хоть сегодняшний случай, – сказал Манук-ага.
– Манук-ага, не надоедай Абисогому-аге, может, ему и нежелательно вовсе… особенно в такой поздний час.
– Я ж для того и рассказать хочу, чтобы время шло быстрее и гостю не было скучно.
– Отложи на завтра: сейчас, такой уставший, он ведь уже не в силах слушать тебя.
– Я думаю, Абисогом-ага охотно послушал бы мой рассказ о наших национальных делах.
– Я бы послушал, спору нет, – ответил гость, – но, как говорит хозяйка, подождём до завтра, нынче я и впрямь очень притомился.
– Хорошо, пусть будет по-вашему, но история члена нашего квартального совета – просто моё почтение! А уж если бы сам Мелкон-ага рассказал, мы бы со смеху померли.
– Суп остыл, ешьте, пожалуйста, – сказала хозяйка.
Она только что произнесла эти слова, как Абисогом-ага с жадностью набросился на похлёбку.
– Выпьемте ещё по рюмочке водки, Абисогом-ага, – предложил Манук-ага.
– Спасибо, не хочу.
– Мадам, налейте Абисогому-аге вина.
– Манук-ага, ты что это сегодня всё какие-то глупости говоришь? Сколько я знаю, вино к супу не подходит.
– Отчего же? Интересно, понравится ли ему наше вино?
Хозяйка вышла и вернулась не с вином, а с блюдом варёного мяса.
Гость ел с большим аппетитом, так что мясо глотал не разжёвывая.
– Слава тебе, господи, нынче опять наелись, – сказал Абисогом-ага после того, как опустошил свою тарелку; затем, перекрестясь и низким голосом пропев «Отче наш», он выбрался из-за стола и дал понять, что хотел бы вымыть руки.
– После еды вы обязательно моете руки? – спросила хозяйка.
– Если есть вода…
– У нас этой привычки нет, но раз вы моете…
Абисогом-ага помыл руки и, вытерев их, осведомился, где он будет спать.
Хозяйка, взяв лампу, проводила гостя в отведённую ему на втором этаже спальню.
Мы почти определили бы размер этой комнаты, если б сказали, что длиною она была с Абисогома-агу. Постель была приготовлена у единственного на втором этаже окна, которое смотрело на улицу. Обстановка комнаты состояла из одного стула, квадратного столика, зеркальца, графина с чашкой, расчёски и щётки.
Войдя в комнату, Абисогом-ага воздел руки к потолку и снова восславил господа – за то, что избавился-таки наконец от всех напастей и остался один. Я не преувеличу, если скажу: в эти минуты он блаженствовал. Только что выпущенный из тюрьмы узник вряд ли испытывает большую радость.
Кончив славословие, Абисогом-ага разулся, разделся и лёг.
«Теперь уж я знаю, что дальше делать, – сказал он сам себе. – Перво-наперво ни с кем знакомиться не стану, потому что эти константинопольцы мне совсем не понравились, – или денег у тебя выпросят, или душу вытянут своими разговорами. Нужны мне они?.. Я приехал найти себе жену. Которую полюблю, ту и возьму в жёны, если отдадут; возьму и уеду, и дело с концом, а не отдадут… Отчего же не отдадут? Или получше меня найдутся?.. А если завтра газета и вправду выставит моё имя на самом видном месте, то после этого многие не только рады будут отдать, но ещё и просить начнут: возьми, мол, нашу дочь, и вот тебе родительское благословение… Но мне и одной жены довольно… Облюбую среди их дочерей самую смирную… посватаюсь, обручусь… женюсь…
И, приняв столь замечательные решения, гость отошёл ко сну.
6
Абисогом-ага спал славно, поскольку, ложась в постель, чувствовал крайнюю усталость, и, вероятно, он почивал бы и весь день, если б утром крикливые лоточники громовыми своими голосами внезапно не нарушили его сон – эту крохотную частицу смерти, являющуюся некиим, можно сказать, приютом отдохновения для уставших людей, а также и временной панацеей от многих извечных недугов.
Блажен, кто спит сном праведника, и просыпается поздно, а то и вовсе не просыпается: он или почти не чувствует, или совсем не чувствует тех страданий, которые снедают человека. Но в Константинополе даже просто поспать, увы, нет никакой возможности, ночные сторожа стучат так сильно своими колотушками, а по утрам лоточники так громко выкликают свои товары, что бедному сну впору выброситься из окна. Если в день Страшного суда архангелу Гавриилу не удастся своей трубой перебудить всех мёртвых, я не премину предложить, чтобы эту его обязанность возложили на константинопольских лоточников и ночных сторожей… И, вследствие вышесказанного, Абисогом-ага, который спал в комнате, обращённой окном на улицу, проснулся рано утром. Открыв глаза, он сразу встал, отпер сундук, переменил бельё, оделся и умылся.
Хозяйка дома, которая уже знала, что гость встал, поднялась наверх и, препроводив его в небольшую нарядную комнату, сообщила, что некий господин хотел бы с ним свидеться.
– Позови его сюда, – сказал Абисогом-ага.
– Хорошо… Скажите, пожалуйста, кофе вы пьёте с молоком?
– Пью одно молоко, без кофе.
– Значит, молоко принести?
– Да.
Хозяйка поспешила вниз.