Высокочтимые попрошайки

– Нет, это представить себе невозможно! Вы, такой человек, и не имеете ни единой тяжбы? Это же не только немыслимо, но даже и, если угодно, бессовестно!.. Прошу прощения, однако полагаю, что у подобных вам лиц должны быть десятки, сотни судебных дел, ибо чем больше этих дел, тем меньше адвокатов, лишённых средств к существованию. Кому же как не вам затевать судебные дела?! Не нищим ли прикажете судиться?

– Я ни с кем не сужусь и не буду судиться.

– Удивительная вещь! Что, вы даже не намерены кого-нибудь отдать под суд?

– Ни за что! Никого упекать под суд не хочу, нет причины.

– Разве чтобы судиться, непременно нужна причина? Подайте какую-нибудь жалобу – и дело завертится.

– Ну, и что я от этого выиграю?

– Вы не выиграете, но ваш адвокат выиграет и будет бога молить за вас… Большие люди ныне поступают и так: дабы вспомоществовать адвокатам, на каждого, кто им чуть поперечит, подают в суд, требуя наказания за оскорбление личности.

– Я безобразий не люблю.

– Шучу, Абисогом-ага. Но шутки в сторону, – сказал адвокат, придав лицу серьёзное выражение. – Я слышал, что на пароходе вы с кем-то немного повздорили, и тот вас оскорбил, обругал обидными словами.

– Ничего этого не было.

– И что вы ему ответили не менее обидными словами.

– Я?

– И что потом вы оба от слов перешли к делу, и завязалась драка.

– Чушь!

– И что вы ударили его по голове.

– Неправда!

– А он дал вам пощёчину.

– Враньё!

– И что кто-то вмешался… значит, был и третий.

– Откуда же третий, коли и второго-то не было!

– Был и третий. И этот третий схватил вас за руку.

– Выдумка!

– И этот третий схватил и второго за руку.

– Чепуха!

– И, таким образом, ой вас разнял.

– Ерунда!

– Но вы не успокоились, вы решили подать в суд, так как недовольны, что вас разняли.

– Чушь!

– И, понятно, ищете искусного адвоката.

– Довольно врать!

– И, наконец, я слышал, что вы хотите видеть меня…

– Нет, не хочу!

– …Чтоб я согласился вести вашу тяжбу. Собственно, поэтому я и пришёл сюда.

– Ты всё это от себя выдумал.

Тут за стол присаживаются ещё двое: один – чтобы подарить Абисогому-аге свою книгу, другой – подписать его на какую-то газету, и они тоже заказывают себе наилучшие блюда и уписывают их за обе щеки.

Абисогом-ага, мысленно проклиная себя за то, что чёрт дёрнул его прийти в ресторан, подзывает мелькающего между столами мальчика и требует принести счёт.

Минута – и мальчик приносит счёт на сорок франков. Сотрапезники тут же хором переводят их на турецкие деньги и сообщают Абисогому-аге:

– Сто семьдесят шесть пиастров.

– Сто семьдесят и шесть? Нет, столько я не съел.

– Да, вы съели меньше, но ведь сидящие за столом ваши гости тоже пообедали, – сказал адвокат, машинально взяв на себя функции защиты.

– Мы очень унизились в мнении Абисогома-аги, – сказал второй сотрапезник, – за наш обед – подумать только! – платит он.

– Мне стыдно за всех нас, мы не выполнили святого долга хозяев перед гостем, – сказал третий.

– Мы приносим извинения за нашу невежливость, – сказал четвёртый, – но мы уж не преминем, Абисогом-ага, пригласить вас на днях на обед.

Абисогом-ага, не отзываясь, отсчитал сто семьдесят и шесть пиастров, отдал их мальчику и, мрачный, насупленный, кинулся к выходу. Очутившись на улице, он молча поклялся господом больше никогда в жизни ни в какой ресторан не заходить.

10

Последуем, значит, за Абисогомом-агой, с которым мы ни на минуту до сих под не расставались и не расстанемся впредь до конца нашей истории. Добросовестный читатель, видя в ней всё время почти одинаковые и никак не связанные друг с другом картины, несомненно, многажды уже задавался вопросом – почему это мы от Абисогома-аги ни на шаг, а про других персонажей, как только они исчезают из вида, тотчас забываем? Этот недостаток – впрочем, недостаток ли? – должно приписать не мне, а природе нашего материала, предмета изображения. У каждого такого предмета своя природа; природа одного – слёзы, природа другого – смех, этому свойственно убеждать, тому – волновать, и есть также предметы, которые могут быть выражены только прозой или, напротив, только стихами… Кроме того, каждый материал, помимо этой общей, присущей ему природы, имеет и свои особенные свойства. Но мы не намерены давать здесь урок риторики, и посему лишь весьма коротко поясним эту нашу мысль и затем вновь приступим к делу… «Мизантроп» Мольера – комедия, его «Докучные» – тоже. Но особенные свойства каждой из них до того различаются между собой, что Мольер не сделал бы Мизантропа, прибегнув к средствам, коими пользовался, создавая Докучных, и наоборот. Кстати сказать, с помощью средств, послуживших мне для создания моих других повествовательных сочинений, я тоже, естественно, не написал бы моих Попрошаек, природа которых – при появлении Абисогома-аги становиться невидимыми.

Должен сознаться, что из данного материала Горации сделал бы сатиру, а Мольер комедию, если б он оказался в их распоряжении, но мы, поскольку надобно же как-то жить, вынуждены, приноравливаясь к обстоятельствам, нередко переделывать панталоны в жилет, а комедию в повесть… Обратимся к Абисогому-аге.