И стихотворец снова расплакался.
– Господи, пошли мне терпение, – взмолился Абисогом-ага.
– Я пришёл попросить… я прошу помочь… чтоб моя только что произнесённая речь была напечатана.
– Так напечатай! Кто тебя держит?
– Я прошу, ваше степенство, оплатить издание этой речи и… некоторых других моих сочинений.
– Не понимаю. Почему за твои речи должен платить я? Слыхано ли дело, чтобы один печатал ради своей выгоды книги, а деньги за это платил другой?!
– Умоляю, поймите!.. Душа моя и так уязвлена… Не наносите ей новую рану.
– Я никого не хочу ранить, оставь меня, братец, прямо беда мне с тобой.
– Знаете ли вы, как тяжело литератору слушать такие слова?!
– Не знаю. И знать не хочу.
– Сердце поэта весьма чувствительно, порой даже одно неосторожное слово может ранить его… У меня есть стихотворение, написанное на эту тему, послушайте вот…
– Некогда мне, мил-человек, слушать твои куплеты.
– Умоляю вас, не относитесь так холодно к моим стихотворениям. Творение, которое вы не хотите слушать, я создавал два месяца, и всякое невнимание к нему оскорбляет моё достоинство… Не говорите же о моём созданье ничего дурного, позвольте мне прочесть его вам…
– Я приехал сюда не для этого.
– Хорошо… тогда займёмся одной моей трагедией.
– Не хочу. Я кушать хочу, я не обедал.
– Хорошо, тогда я произнесу слово о еде.
– У меня нет времени.
– Умоляю, впредь никогда не говорите «у меня нет времени». Нет ничего более обидного для автора, возымевшего желание прочитать кому-нибудь свой собственный труд. Прошу вас, относитесь к авторам сочувственно.
– Хочешь сесть мне на шею?
– Не смейтесь надо мной. Зачем же мне на вашей шее сидеть?
– Или, может, отдать тебе свой кошелёк?
– Нет, нет, я говорю лишь о плате за издание моих речей и…
– Сколько тебе для твоего дела денег нужно?
– Всего четыре золотых, для вас это, разумеется, пара пустяков, зато вы станете, таким образом, моим меценатом, и ваше имя будет стоять на первой же странице книги.
– На первой странице?
– Да!
– А зачем на первой?
– Чтоб каждый знал, что книга напечатана за ваш счёт.
– Это хорошо, – ответил Абисогом-ага, вытащил из кошелька четыре золотых и отдал их автору.
Наговорив тысячу любезностей, молодой человек ретировался к дверям. Однако Абисогом-ага остановил его:
– А нельзя ли напечатать на первой странице также и имена моих слуг и сообщить нации, что Абисогом-ага имеет в своём родном городе столько-то коров, овец, ишаков?
– К сожалению, ваш перечень относится к идиллическому жанру.
– Не понимаю.
– Об этих вещах пишутся стихотворения, которые называются идиллическими. Если желаете, я сочиню для вас идиллию.
– На что мне она?
– Напечатаете в какой-нибудь газете.
– Напечатают?
– Ещё бы! Если же дадите ползолотого, сорок раз напечатают.
– Согласен, сочини это самое стихотворение, как бишь его…
– С превеликой радостью.
– Но чтоб хорошее вышло.
– Уж поусердствую.
– Чтоб каждому, кто прочитает, понравилось.
– Конечно.
– Завтра утром принесёшь?
– Завтра утром? Что вы! Еле за Месяц управлюсь.
– За месяц?
– Не раньше. Это читать – легко, а писать – трудно. На сочинение красивой идиллии по меньшей мере два месяца требуется.
– Да что ты!
– Но я постараюсь успеть за месяц.
– Оказывается, вон оно что.
– А вы как думали? Иной раз месяца два прождёшь, пока муза придёт; без музы, вы уж поверьте, стихотворения не напишешь.
– А ежели вдруг не придёт твоя эта муза?
– Непременно придёт.
– А нельзя ли отписать к ней: приходи, мол, скорее, дело до тебя.
– Она сама явится, дайте срок, достоуважаемый Абисогом-ага.
– А где она находится, очень далеко?
– Очень далеко, но явится.
– Посуху будет добираться или морем?
– Нет, нет, ваша милость…
– Может, и сам не знаешь, где она запропала?
– Как не знать, ваше степенство.
– А то пообещаем дать ей два-три золотых, авось тогда раньше заявится, на этой неделе, а?
– Да, конечно… Как только вы изволите дать два-три золотых, дело намного ускорится, и, уверен, муза на этой неделе и объявится, – в предвкушении двух-трёх золотых мгновенно приободрившись, бойко отрапортовал поэт без музы.
– Напиши, значит, музе: Абисогом-ага, дескать, хочет видеть тебя и кланяемся.
– Слушаю. До свидания, господин Абисогом-ага, благодарю вас… Имею честь быть вашим покорным слугою и прошу принять…
– Нет, – сказал Абисогом-ага, – слушать больше не буду, я уж, кажется, все твои речи принял… Устал я.
– Примите уверения в моём глубочайшем уважении…
– Хорошо, хватит, принимаю.
И поэт распростился со своим меценатом, обещав за два золотых немедленно доставить свою музу, которую некоторые нанимают по ещё более низкой цене. Ныне муза поэта зарабатывает меньше плотника.