Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Не удивительно, что эти люди нередко владели не одним иностранным языком (да тот же Н. А. Скрыпник довольно прилично знал французский и немецкий, другие по сегодняшним меркам вообще были полиглотами), однако общались в основном на русском и почти не развивали, не обогащали знаний родного, украинского, языка. Более того, они оказывались, не осознавая того, носителями угрожающей тенденции – привнесения в украинский язык огромного количества русизмов, «калькирования» многих русских терминов. Особой «зоной риска» оказывалась языковая сфера, связанная с общественной жизнью. Революционная терминология, веяния новой жизни получали большевистские, а затем российские воплощения, наименования.

И, казалось, нет никакой необходимости в том, чтобы особенно переиначивать рождаемые новации – просто в случае необходимости, по возможности приближать их к традиционно украинскому звучанию, добавляя им только собственные характерные суффиксы и окончания. Конечно, эта в целом неотвратимая и отчасти естественная тенденция шла не от естества, корней, традиций собственного, а иного, пусть даже и близкого языка, несла в себе очевидный негативный заряд, с неизбежностью должна была сказаться на всем культурно-творческом процессе, на удалении практики речевого общения от народных, литературных основ.

Насколько глубоко понимал Н. А. Скрыпник всю сущность и сложность сложившейся ситуации, судить непросто: сам он не обнаружил склонности к теоретизированию в языковой сфере. Но, возможно, это в конце концов не так уж важно. Если даже он действовал более интуитивно, а не на безупречном теоретическом фундаменте, его решения и шаги в сфере языковой реформы не могут быть никак приуменьшены.

Он, очевидно, чувствовал, что затягивание дискуссий – это порождение все новых и новых проблем, конца которым никогда не будет, и применил, как и в других случаях, тактику революционного натиска, ускоренного темпа. Он знал, что предшественники «критическую массу» материала уже наработали и едва возглавил комиссию по упорядочению правописания (а она работала в соответствии с приказом СНК УССР еще с 23 июля 1925 г.), как тут же назначил на 26 мая 1927 г. конференцию по правописанию.

Возможно, такая оперативность в немалой степени объяснялась и осознанием того, что, призывая партийно-советский аппарат, неукраинский рабочий класс к овладению украинским языком, стоило прежде всего позаботиться о качестве последнего, о его чистоте, научном совершенстве, о том, чтобы с детства учить каждого не какому-то примитивному суррогату, а действительно чудодейственному творению нации, конечно, придав ему соответствующую «огранку» и силу общего правила. Во всяком случае, такой подход был вполне в духе наркома.

По ходу подготовки конференции пришлось оперативно решать очень сложные организационно-научные задачи.

Главный инициатор акции, как опытный, искусный политик, хотел видеть конференцию непременно всеукраинской. Для этого в ее работе должны были принять обязательное участие представители различных регионов Украины, в том числе и западных земель. Это позволяло посадить за один стол тех, кто в заочной дискуссии о языковых проблемах придерживался весьма отличных взглядов. И выигрыш от того обещал быть двойным. Во-первых, Научное товарищество имени Т. Шевченко во Львове было явно недовольно созданными на скорую руку Украинской академией наук в 1919–1920 гг. «главными правилами украинского правописания», утвержденными Советской властью в 1921 г. Члены НТШ подготовили свой проект правописания, и со всех точек зрения (и научной, и политической, и национально-соборной) важно было основательно ознакомиться с позицией галичан, взять от них все рациональное (а в том, что оно есть, сомневаться не приходилось).

Во-вторых, галичане создали бы вовсе не формальный противовес упомянутым тенденциям русификации украинского языка и, несмотря на различные осложнения, возможные обвинения, помогли бы отстаиванию его принципов, его природной самобытности и своеобразия, приближенных к народным истокам и лучшим литературным достижениям.

Трудно было бы переоценить и духовно-культурное значение выработки единого правописания для разорванного на части украинского народа, для его недалекого (в это верил Н. А. Скрыпник) объединения в целое.

Итак, Николай Скрыпник оставался верен себе: берясь за дело, следует прежде всего основательно постичь его суть, «взглянуть в корень» и затем действовать, ставя превыше всего интересы самого дела, и только дела, отбрасывая угодничество по чьему бы то ни было адресу.