Не устраивала его и роль «свадебного генерала», который бы только освящал своим высоким присутствием деяние. Это он доказал и в речи на конференции, и в ходе фундаментальных дискуссий (научное собрание напряженно работало с 26 мая по 6 июня 1927 г.), за которыми внимательно, придирчиво следил, направлял и, наконец, в опубликованных позже статьях оценивал. Он заинтересованно доходил до тонкостей, демонстрировал незаурядные специальные знания и заражал всех настроением причастности к делу чрезвычайной национально-государственной важности. Последнее понимали далеко не все, воспринимая споры как нечто сугубо академическое или даже схоластичное.
Результаты работы конференции оказались плодотворными. Ее материалы Государственная правописная комиссия тщательно обрабатывала под руководством Николая Алексеевича еще больше года, учитывая все ценное и полезное (на этой стадии председатель считал спешку совсем неоправданной). 4 сентября 1928 г. Совет народных комиссаров Украинской ССР по докладу Скрыпника принял постановление, в котором говорилось: «Поручить Народному Комиссару Образования УССР тов. Скрыпнику окончательно утвердить проект украинского правописания.
…Признать, что утвержденное украинское государственное правописание должно приобрести общий обязательный характер»[391]
. Во исполнение правительственного постановления 5 сентября 1928 г. Н. А. Скрыпник подписал постановление: «Поручить управлениям НКО и Государственному издательству Украины разработать порядок претворения в жизнь украинского государственного правописания, предусмотрев в том числе те случаи, когда можно в печатных изданиях предполагать отступления от государственного правописания, как, например, при издании исторических документов, чисто лингвистических надписей и т. п.»[392].Новое украинское правописание тут же и надолго окрестили «скрыпниковским». Следует сразу сказать, что оно оказалось далеко небезупречным. Не все в нем органично соединилось, как того хотел Николай Алексеевич. Галичане отказались принять правописание в полном объеме, хотя за исключением требования устранения апострофа, все остальные их предложения были учтены. Надднепрянцы изрядно нервничали, озадаченно ломая язык над словами с необычной буквой «ґ» и смягченной «л», постоянно терялись при определении родового признака иностранных заимствований терминов вроде «кляса», «метода», «заля», «гастроля» и т. д.
Небезосновательны были обвинения и в широких, немотивированных заимствованиях в украинский язык полонизмов – слов польского происхождения. Иронию, насмешку (а иногда и возмущение) вызвали и искусственные подходы к словообразованиям типа:
«застувач» – аналог на русском языке «экран»
«копалка» – «экскаватор»
«дотик» – «контакт»
«притичка» – «штепсель»
«жильникарня» – «кабельный завод»
«автомобілярня» – «автозавод»
«цяцькарня» – «фабрика игрушек»
«взуттярня» – «обувная фабрика»
«електровня» – «электростанция»
«неділко» – «атом»
«дрибень» – «петит»
«письмівка» – «курсив»
«витинок» – «сектор»
«утинок» – «сегмент».
Все это так. И на уровне поиска недостатков в «скрыпниковском правописании» на конкретных примерах разговор можно продолжать и дальше. Однако главное, чего достиг Н. А. Скрыпник проведенной реформой, заключалось в другом.
Прежде всего, впервые за много веков украинскому языку официально был предоставлен национально-государственный статус. Во-вторых, созданы, пусть не самые совершенные (сам по себе этот процесс действительно длительный, сложный, кропотливый – и вообще трудно утверждать, что имеет свое завершение) научные основы национального языкотворчества, выработаны соответствующие нормативы, изобретены определенные препятствия для чужеродных влияний и намечены пути приближения научной, деловой речи к естественным народным источникам языка, оплодотворения его литературно изысканными достижениями.
В-третьих, несмотря на то что «скрыпниковское правописание» было официально (документально) отменено сразу после его смерти, «жизнестойкость» правописания оказалась весьма мощной. Оно в значительной степени, может быть даже в своей определяющей основе, присутствует и в ныне действующих правилах и практике. Оно продолжало почти в полном объеме использоваться на западноукраинских землях до начала там советских преобразований осенью 1939 г. Оно господствует и по сей день в западной украинской диаспоре. Оно давало неуничтожимые ростки во время всех последующих попыток под видом объективного действия интернационалистских тенденций деформировать природные основы украинского языка. Не случайно оно (правописание или его элементы) имеет большую притягательную силу, когда идет слишком нелегкий и длительный процесс поиска вариантов языковой реформы сегодня. Единственное, что в данном случае вызывает естественное недовольство и возражения, – это желание не столько следовать общим скрыпниковским подходам к делу, сколько реанимировать отдельные (часто безосновательные, потому отклоненные жизнью) их внешние проявления.