Выстрел мимо цели

Она надеется, что и у Рона с Виктором сегодня тоже все складывается хорошо. Утром она помахала им рукой, когда Богдан их повез. У Джека Мейсона есть собственный стол для снукера. Очевидно, это означает, что они проведут там весь день. Джойс тоже нравится снукер. Красивые жилеты и все такое. Наверное, она могла бы выйти замуж за Стефана Хендри[97], если бы представилась такая возможность.

Музыка, звучавшая в студии, затихает, и толпа начинает аплодировать, когда Фиона Клеменс выходит на съемочную площадку.

– Кожа у нее безупречная, – говорит Джойс Элизабет. – Безупречная, правда?

– Сколько времени все это займет? – спрашивает Элизабет. – Я тут только для того, чтобы задать вопросы.

– Совсем недолго, – отвечает Джойс. – Примерно часа три.

Звучат первые такты музыкальной темы, открывающей игру.

Глава 50

Они оба борются за трудную ничью. Богдан – с оставшимися слоном и пешками, Стефан – с одной ладьей. Они сыграли достаточно партий друг с другом, чтобы точно знать, к чему все идет, однако каждый, несмотря ни на что, получает от игры удовольствие. Стефан немного похудел. Он забывает есть, когда остается в квартире один, а Элизабет в последнее время довольно занята. Он с жадностью проглотил бутерброды, приготовленные для него Богданом. На кухонном столе стоит наготове пастуший пирог[98], который Богдан сунет в духовку примерно через час.

– Могу я спросить тебя кое о чем как друга? – спрашивает Стефан, не отрывая взгляда от шахматной доски.

– Все что угодно, – отвечает Богдан.

– Вопрос будет странный, – говорит Стефан. – Просто предупреждаю.

– Я уже привык, – отвечает Богдан. – Ты бесподобный человек.

Стефан кивает и переводит взгляд со своих фигур на фигуры Богдана, ища возможность для выигрыша, которой нет. Затем продолжает, не поднимая глаз:

– Как думаешь, со мной все в порядке?

Богдан немного выжидает. У них уже происходил такой разговор раньше. И не в одной вариации.

– Ни с кем не все в порядке. Но это нормально.

– Как скажешь… – говорит Стефан, по-прежнему избегая смотреть в глаза. – Но что-то где-то перепутано. Что-то будто идет не так. Тебе знакомо это чувство?

– Конечно, знакомо, – отвечает Богдан.

– Ну, например… – Стефан выдерживает небольшую паузу, – я не знаю, где сегодня Элизабет.

– Она уехала на съемки телешоу, – отвечает Богдан, – вместе с Джойс.

– О, я видел Джойс, – оживляется Стефан, – на днях. Только откуда она знает Элизабет?

– Она живет неподалеку, – говорит Богдан. – Очень милая женщина.

– Это бросается в глаза, – соглашается Стефан. – Но тем не менее странно, что я не знал, где Элизабет. Это необычно.

Богдан пожимает плечами.

– Может, решила тебе не сообщать? Ей нравится играть в секретики.

– Богдан… – Стефан поднимает наконец глаза, – я не дурак. В смысле, не глупее, чем любой другой. Но иногда будто что-то теряю и не совсем понимаю окружающих меня людей. – Богдан кивает. – Мой отец, упокой его Господь, стал терять память незадолго до смерти. Тогда говорили, что он сошел с ума. Наверное, теперь это называется как-то по-другому?

– Наверное, да, – соглашается Богдан.

– Иногда он спрашивал меня: «Где твоя мать?» – Стефан передвигает фигуру по доске. Ничего не значащий ход, без риска и приобретений. – Только моя мама уже много лет лежала в могиле.

Теперь очередь Богдана смотреть на доску. Пусть Стефан выговорится. Пока вопрос не задан, на него лучше не отвечать.

– В общем, ты понимаешь, – продолжает Стефан, – почему меня беспокоит то, что я не знаю, где сегодня Элизабет?

Ну ладно, это прозвучало как вопрос. Богдан поднимает глаза.

– Что-то мы помним, Стефан, а что-то забываем.

– Хм.

– Когда-то я впервые влюбился, – признаётся Богдан. В последнее время он только об этом и думает. – Ну, знаешь, когда аж подташнивает…

– Можешь не объяснять, – отвечает Стефан.

– Девочка была из моей школы, нам было по девять лет, мы вместе посещали класс мистера Новака. Она сидела передо мною, чуть левее, и очень аккуратно расставляла карандаши. Когда она писала, то высовывала между губ кончик языка. Она жила на соседней улице, и мы возвращались домой вместе, когда была возможность. Туфли ее были с серебряными пряжками, поэтому она не любила ходить по лужам. А я, наоборот, любил, но когда шел с ней, то притворялся, будто мне тоже не нравятся лужи. Я потерял голову, Стефан, абсолютно потерял. Ее отец был военным летчиком, и когда его перевели за границу, она покинула школу, даже не попрощавшись. Да и зачем ей это? Она даже не знала, что между нами была какая-то любовь. Но я помню ее до сих пор. Помню, что чувствовал. Помню, как она пахла, ее смех, все до мельчайших деталей. Я помню…

Стефан улыбается.

– Ах ты, старый романтик, Богдан. Как ее звали?

Богдан поднимает глаза от доски и, медленно разведя руками, пожимает плечами.

– Всегда что-то забывается, Стефан.

Стефан улыбается и кивает.

– Весьма разумно. Но ты бы сказал мне? Ты бы сказал, если бы что-то случилось? Я не могу просить об этом Элизабет. Я не хочу, чтобы она волновалась.

И этот вопрос Стефан задает Богдану уже не первый раз. Богдан всегда отвечает одинаково.