Выживает сильнейший

Я сделал копию статьи и попытался разыскать в местном телефонном справочнике номер «Меты», но там его не оказалось. Странно.

Как они набирают членов?

Копируют «Менсу»… чей телефон в справочнике был — Вест-сайд, судя по цифрам; адрес не указан.

Автоответчик клуба сообщил мне время и место проведения очередного заседания и предложил оставить сообщение.

— Меня зовут Эл, я перебрался в Калифорнию с Восточного побережья. Хотел бы получить информацию о «Мете». Есть ли у них местное отделение? — надиктовал я и дал свой номер.

Теперь можно звонить Майло.

— Всего одна статья? — спросил он.

— Да.

— Вероятно, именно в «Мете» и состоял Понсико. Интересно, Шарави сможет разыскать что-нибудь через свой компьютер?

— Думаешь попросить его?

— Он звонил в семь утра, сказал, что проработал всю ночь, говорил с коллегами из других стран, связывался со своими в Израиле — везде полный ноль. По голосу было ясно, что это правда. Теперь, когда у нас есть имя, может, оно высветит хоть что-то. Рассчитываю встретиться с ним во второй половине дня, а обедать буду вместе с первой подружкой Понсико. Ученая дама Салли горит желанием побеседовать о Зине. Работает она на Шерман-Оукс, рядом с ожоговым центром. Мы сошлись на итальянском ресторанчике у перекрестка Вентура — Вудмэн. Как ты насчет пиццы?

— Прочитанное отбило у меня всякий аппетит. Но уж больно хорошая подбирается компания.

Глава 33

Салли Брэнч с чисто научным любопытством рассматривала извлеченное из створок раковины розовое тело моллюска.

Для своего возраста — тридцать один год — у нее был на редкость юный, задорный голос. Густые волнистые каштановые волосы, широкое, усыпанное веснушками простое лицо, карие глаза и ошеломляющая фигура, безукоризненные пропорции которой подчеркивало вязаное черное платье. На спинку стула небрежно брошен белый лабораторный халат.

— Общительным Малькольм никогда не был, но после знакомства с ней стал вообще затворником, — сообщила нам Салли.

— Когда вы виделись с ним в последний раз? — спросил Майло.

— За несколько дней до смерти, мы вместе обедали в нашем кафетерии. — Брэнч едва заметно порозовела. — Я увидела его за столиком и подсела. Малькольм выглядел погруженным в собственные мысли, но никак не подавленным.

— Мысли о чем?

— О работе, полагаю.

— Проблемы в исследованиях?

— Совсем наоборот. — Салли улыбнулась. — Ему же всегда все удавалось. Но каждый день подбрасывает новые загадки — такова специфика.

— То есть нужно быть ученым, чтобы понять это? — улыбнулся и Майло.

— Не мне судить. — Она отправила моллюска в рот.

— Значит, он никогда не делился с окружающими своими проблемами? — спросил я.

— Да, но мне-то было видно.

— Вы расстались по-дружески?

— А такое вообще бывает? — На этот раз ее улыбка вышла деланной. — Он перестал звонить, я хотела узнать почему, он ничего не объяснял, а потом я увидела их вместе. Я пережила это — все считала, что он опомнится и придет в себя. Послушайте, мне ясно, что в ваших глазах я сейчас всего лишь мучимая ревностью женщина, но поймите — самоубийство абсолютно не вяжется с его натурой, оно лишено всякой логики. Ведь Малькольм был на взлете, у него никогда не пропадал интерес к делу. К тому же он любил себя. Вот уж кто действительно любил себя, так это он.

— Высокая самооценка?

— Никакого высокомерия, просто он был умен и сознавал это. Частенько шутливо бросал, что покушается на Нобелевскую премию, но я знала: это были не пустые слова.

— Что конкретно являлось предметом его исследований?

— Проницаемость клеток. Перемещение ионов и химических соединений возрастающей сложности через мембрану без разрушения клетки. Уровень был скорее теоретическим, исследования велись на клетках мышей. Но практический потенциал эксперимента переоценить невозможно.

— Доставка в клетку лекарственных препаратов? — вставил я.

— Совершенно верно. Особенно тех, которые способствуют, так сказать, ремонту клеток. Малькольм изучал механизм действия препаратов, стимулирующих рост тканей у ожоговых больных. Он сравнивал это с игрой в детскую железную дорогу на клеточном уровне.

— Ремонт клеток — это реставрация поврежденных и дефектных хромосом?

— Да! Я подбросила Малькольму эту идею, но он ответил, что предпочитает медикаментозное лечение, что врожденные дефекты не залудишь, как прохудившуюся кастрюлю.

— Почему?

— Малькольм был, — Салли опустила голову в тарелку, — немного… консервативным. Детерминистом — он верил, что некоторые вещи должны оставаться сами по себе.

— Ожоги, значит, лечить можно, а наследственные болезни нет?

— Что-то в этом роде. Не хочу, чтобы вы решили, будто он был лишен чувства сострадания. Нет, Малькольм был добрым. Но люди исключительного ума тоже иногда имеют свой пунктик.

— Что же это за пунктик?

— Снобизм.

Майло положил в рот кусочек пропитанного чесночным соусом хлеба.

— Если он не совершал самоубийства, что в таком случае могло произойти, доктор Брэнч?