Выживший. Чистилище

— Не надо, уберите, Василий Матвеевич, вам еще пригодится. Мы не последнее выставляем. Ник, крикни там парней, пусть присоединяются… Ну что, за знакомство? — улыбаясь, предложил он.

В общем, до самых сумерек посидели хорошо, майорская жена тоже пригубила вполне неплохо самогона от какой-то тети Клавы. Пацаны, чуть перекусив, отправились слушать, как комсомольцы, отправившиеся на Украину с какой-то агитационной миссией, распевают песни под уже порядком расстроенную гитару.

— А вы, значит, в Судак путь держите? — спросил майор, смачно хрумкая огурцом.

— Туда, к родне в гости. На работе отпуск дали, вот, решили в бархатный сезон к морю съездить.

— А жена что?

Я тяжело вздохнул, с грустью глядя в стол:

— Нет ее, в прошлом году схоронили.

— Извините…

— Да не стоит, жизнь — такая штука, что неприятности могут поджидать в любую минуту. Хотя случаются и приятные моменты. Вон — один из них, — с улыбкой кивнул я в сторону пробежавшего по коридору Лехи.

— Это да, дети — они всегда кстати, — тоже улыбнулся майор и тронул жену за руку. — Мы вот с Никой еще одного ждем через полгодика. Она девчонку хочет, я не против. Пусть будет девчонка, Аней назовем, в честь моей бабушки.

Ника тоже улыбнулась, переглянувшись с мужем, и положив свою ладонь на его. Ну хоть кто-то счастлив в этом мире, если, конечно, не считать сиюминутной радости моего названого сына, носящегося с новым другом по вагону. И хорошо, что майор и его жена не знают о грядущей войне, на которой, вполне вероятно, этому вполне положительному человеку Степану Федоровичу Кузнецову придется сложить голову. Кто знает, вдруг и мне доведется с орудием в руках защищать честь Родины. И даже сложить голову на ратном поле. Все ж лучше, чем быть глупо расстрелянным на за что ни про что.

О себе я старался много не говорить, чтобы потом не запутаться. Сказал лишь, что работаю на чаеразвесочной фабрике, и вот решили в отпуск смотаться с сыном к родне в Крым. Кузнецов тоже не слишком распространялся о своей работе, его вообще больше интересовала международная обстановка.

— Вот в прошлом месяце мы заключили договор о ненападении с гоминьдановским Китаем, и даже отправляем военную помощь для борьбы с Японией. Не знаю, не знаю… Гоминьдановцы, они же против коммунистов выступают, выходит, наши противники. Конечно, наверху виднее, там знают, с кем и когда дружить, если так решили — значит, так выгодно СССР. А вы как считаете, Василий Матвеевич, правильно мы поступили?

— Я, Степан Федорович, линию партии не обсуждаю. А то такие сомнения могут нас завести совсем не туда, куда надо. Вы правильно сказали, там, — я показал глазами в потолок, — сидят не дураки. Опять же, Китай — своего рода прослойка между СССР и профашистской Японией, и эту прослойку поневоле придется поддерживать. Ни к чему нам враг у ворот.

— Это точно, с какой стороны ни глянь — окружены врагами. И каждый норовит устроить нам какую-нибудь пакость. Но нас голыми руками не возьмешь, сейчас Красная армия совсем не та, что была еще десять лет назад. У нас уже есть несколько танковых корпусов. Об этом писали и в газетах, — добавил майор, видимо, опасаясь, как бы я не подумал, что он выболтал засекреченную информацию.

Между тем Ника принялась сворачивать остатки еды в газету «Красная звезда», причем с портретом Сталина на первой полосе.

— Ника, ты что делаешь?!!

Бедняга аж вздрогнула от возмущенного шепота мужа.

— Что случилось, Степан?

— Ты посмотри, куда мусор заворачиваешь!

— Ой, и правда, это же товарищ Сталин.

Оба испуганно посмотрели на меня, но я сделал вид, что глазею в окно, на проплывающие мимо сумеречные пейзажи. Наверное, думают, настучу я или нет, переживают. А скажу сейчас, что промолчу, не сдам — еще больше изволнуются. Мол, успокоил, а сам уже думает, как донос составить.

Я зевнул, прикрыв рот рукой. Насыщенным сегодня получился день, столько всяких событий.

— Наверное, спать уже нужно ложиться, — сказал майор. — Поезд прибывает в Харьков рано утром, не проспать бы. Хотя вроде и предупредили проводника, но лучше не рисковать. Сережка! Хорош носиться, давай в туалет тебя отведу — и на боковую.

Отпрыск подчинился беспрекословно, причем Степан повел его справлять нужду, не забыв прихватить упряжь с кобурой, а по пути попросив комсомольцев заканчивать шуметь.

— И нам пора, Леха, а то, смотрю, уже глаза трешь. Сейчас тоже в туалет сходим, и ложимся спать.

— Да я не хочу!

— Вижу я, как не хочешь… Если и правда не спится — лежи и смотри в окно. Все равно уснешь.

— Ага, снизу неудобно смотреть. Пап, давай я на верхнюю полку лягу, там в окно хорошо глядеть.

— Ладно, забирайся, если так хочется, мне еще лучше.

В общем, понемногу вагон угомонился. Увидев, как свесилась вниз тонкая рука уснувшего Лешки, я повернулся на бок и моментально отрубился.

Проснулся в половине седьмого, когда поезд подъезжал к Харькову, и семья майора вовсю готовилась к высадке, пакуя чемоданы.

— А, проснулись, — улыбаясь, негромко сказал он. — Извините, если мы тут пошумели.