Думал я и насчет того, как изменить внешность. Был бы профессиональным разведчиком — что-нибудь придумал бы. А тут кроме как вариант отпустить бороду ничего в голову не приходило. Ладно, не горит, не думаю, что мои фотографии на каждом столбе развешаны, включая территорию братской Украинской республики.
Автобус подошел через полтора часа. На этот раз место досталось у окна. Глядя на крымские пейзажи, по-прежнему прокручивал в уме разные варианты своего будущего. В принципе, сценарий вырисовывался один — свалить в загранку, туда, где меня подручные Ежова точно не достанут. Правда, вспоминая историю еще не свершившегося убийства Троцкого в Мексике, я не был полностью уверен в своей безопасности, даже если окажусь по ту сторону океана.
Конечно, в политических масштабах я не столь серьезная фигура, чтобы устраивать за мной охоту по всему миру, но, с другой стороны, я слишком много знал, да и руки мои были обагрены кровью, так сказать, преданных ленинцев-сталинцев. Это уже не считая Лютого, если, конечно, НКВД нароет, что это я завалил бандита. Впрочем, на Лютого им, думаю, плевать, мелкий уголовник, но все равно копейка в копилку моих прегрешений по меркам власти.
Из Симферополя прямые поезда-автобусы в Одессу не ходили, пришлось добираться с пересадками. Сначала автобусом до поселка Черноморское, а оттуда паромом прямиком до Одессы-матушки. Тут уж поиздержался вконец, и ступил на одесскую землю, имея в кармане рубль с копейками.
Жизнь в порту кипела. Туда-сюда носился народ, то и дело на глаза попадались вооруженные люди, не иначе, охрана порта, сновали машины и подводы, у причала под погрузкой стоял сухогруз «Тургенев», а над всем этим стоял гул, словно я оказался в центре пчелиного улья. Гул, изредка нарушаемый гудками и сиренами пароходов, сухогрузов и прочих каботажных судов.
По эстакаде бегали электрические транспортеры, олицетворявшие технический прогресс, а у ее основания ютились жалкие лачуги, совершенно не вписывавшиеся в систему социалистического строя. Ладно, это не мои проблемы, надо завести в порту знакомства, и как бы между делом выяснить, каким макаром реально забраться на судно, уходящее в загранку. Наше или иностранное — особой разницы нет. И откладывать смысла я не вижу. Ну-ка, подвалим вон к тому грузчику в майке и широких штанинах, в одиночестве смолившему цигарку, сидя на поддоне.
— День добрый!
— Ну, добре, — прищурившись, глянул на меня снизу вверх небритый мужик лет тридцати с хвостиком.
— Меня Климом зовут, — протянул я руку.
Тот, чуть подумав, пожал руку.
— Константин.
Ладонь у него была крепкая и мозолистая, что, впрочем, для грузчика неудивительно.
— Прямо как Костя из песни про шаланды, полные фека… тьфу, кефали, — хмыкнул я.
— Шо за песня? — с неповторимым одесским акцентом поинтересовался докер.
Блин, че-то я не подумал, песня-то из фильма «Два бойца», а его снимали, уже когда война шла вовсю. Надо как-то выкручиваться.
— Да это один знакомый песню сочинил, про Костю, который приводил в Одессу шаланды, полные кефали. Я что хотел спросить-то… Можно здесь какую-нибудь работенку найти, особо не засвечиваясь? И угол снять в долг недорого. Жить не на что, а в Москву вернуться не могу.
— А чего там набедокурил-то? — вроде бы без особого интереса полюбопытствовал Костя.
— Да-а, — махнул я рукой. — Сожительница с меня алименты требует, а сама залетела от какого-то кавказца — младенец черненький, на меня совсем не похож, А у нее в прокуратуре знакомый. Ну я и не стал дожидаться, когда меня за жабры возьмут, и на перекладных рванул куда подальше, где меня не знают. А по дороге в поезде документы какие-то урки умыкнули, теперь вот не знаю, как и быть.
— Вон оно шо, — протянул Костя. — С бабами — оно так, ухо треба держать востро. Да еще и документов лишился… Сам-то столичный, выходит?
— С Сибири я, приехал Москву поглядеть да подзаработать, там наши уже некоторые осели, меня и позвали. Грузчиком мешки с чайной трухой таскал.
— Ясно.
Он встал, потянулся, хрустнув суставами, затоптал окурок и, небрежно бросив: «Давай за мной», двинулся в сторону пакгаузов. Поправив на плече отощавший вещмешок, я потопал следом. Возле пакгаузов немолодой, усатый мужик в спецовке что-то выговаривал парню.
— Лексеич, можно тебя на пару минут?
— Чего тебе, Константин? — отвлекся он от разноса, покосившись в мою сторону.
— Да вот человека встретил, на работу просится.
— Ты, Серега, иди, — напутствовал он парня и повернулся ко мне. — А сам-то откуда будешь?
Пришлось повторять свой рассказ. Выслушав, Лексеич почесал заскорузлой пятерней лоб, крякнул, мотнул головой, дернул себя за вислый ус и резюмировал:
— Объект ведь у нас режимный, тут же иностранные суда почти каждый день швартуются, как бы чего не вышло… Да и после трагедии с «Семеркой» тут головы летели, хотя сейчас вроде бы успокоилось… Как же это ты за документами не уследил?
— Да вот так, — развел я руками. — Ночью из чемодана увели, утром уже обнаружил пропажу. И пятьдесят рублей тоже ноги сделали. Хорошо хоть несколько купюр в кармане завалялись.