Выживший во тьме

К тому же еще ничего не кончилось. Время от времени земля опять начинала вздрагивать – правда, не так сильно, как в Тот день. Прорывались, словно лопнувшие гнойники, фонтанчики то жидкой грязи, то газа, вырывавшегося из глубин. Почти всегда он начинал взрываться и обрушивать все, что находилось рядом. На моих глазах после толчка, сбившего меня с ног, в раскрывшуюся трещину улетел покореженный остов автобуса… Через весь город протянулся длинный каньон, и однажды я стал свидетелем, как в него сползло здание, каким-то чудом выдержавшее ранее натиск огня и землетрясения. Устоять на самом краю провала оно уже не смогло. Обходить трещину я не пытался – другой ее край казался еще более зловещим, чем та местность, где я находился.

Почему-то я не замечал переход дня в ночь. Сказать, что оставался один постоянный день, тоже нельзя. Более всего это походило на бесконечные сумерки. Видимость ограничивалась расстоянием в пару сотен метров – не больше, если не меньше. Далее все начинало сливаться в темную массу, прорезаемую частыми молниями. То, что оставалось доступно взору, было кладбищем. Город представлял собой сплошное месиво. Все уничтожено, сметено с лица земли. Впечатление такое, словно по нему прошлись невероятно огромным плугом. Всюду – груды того, что раньше составляло единое целое, а теперь стало только обрывками и обломками, завалами и холмами. Сама земля деформировалась и превратилась в горы и холмы, впадины и ямы – совершенно невозможно представить, что тут находилось раньше. Там, где я предполагал увидеть озеро, сооруженное в городском парке, оказалась чуть ли не сопка, усеянная крошевом из деревьев, камней, обломков зданий. А широкий проспект превратился в нечто вовсе непроходимое, будто дорогу сначала подняли, вывернули наизнанку – а потом с силой швырнули обратно. К тому же пепел и грязь, которые все сильнее и сильнее устилали все вокруг, грозили покрыть город целиком.

Все переменилось: впечатление было такое, что прошедшая под городом гигантская рябь оставила после себя множество более мелких – и они застыли, превратив мои блуждания в почти беспрерывную череду спусков и подъемов. Что и говорить, ходить среди руин было очень, очень трудно… Множество провалов, откуда с короткими интервалами вырывался черный и едкий дым. Множество гейзеров, из которых выстреливала то обжигающе горячая, то, наоборот, чуть ли не ледяная вода… Видимо, там, под землей, происходило нечто, в корне поменявшее все, на чем город отстраивался и рос раньше. Я не знал, чем это объяснить, да и не думал – иные заботы волновали меня гораздо больше каких-то глобальных вещей. В частности – еда.

Однажды блуждания привели меня на берег бывшей реки. Я долго стоял на оползшем склоне. Раньше река опоясывала почти весь город, а теперь исчезла, оставив обнаженное дно. То тут, то там виднелись перевернутые или исковерканные суда. Некоторые лежали на боку, некоторые сломались пополам. Тут были и катера, и баржи, а посередине я увидел большой теплоход. В нем, словно в мишени, торчали воткнутые со страшной силой столбы, украшавшие собой раньше речной бульвар. Видимо, ураган подхватил их и обрушил прямо на судно, превратив его в жуткое подобие стального ежа.

Поверхность дна, усеянная всевозможным мусором, понемногу начала подсыхать – скорее всего, из-за того тепла, которое подогревало город из-под земли. Впрочем, еще оставалось множество луж и затонов – дно не являлось однородным, и вода задержалась там, где естественные впадины были глубже основного рельефа. Вглядевшись, я различил темнеющие конструкции моста: он рухнул вниз, и теперь его части – крупные куски и обломки поменьше – лежали на дне.

В городе, в котором жило несколько миллионов, трупы погибших должны были встречаться чуть ли не на каждом шагу, тем не менее в действительности их оказалось меньше. Отчасти потому, что большинство людей оказались погребены под чудовищными наслоениями земли, бетона, стекла и прочих останков цивилизации. Другая причина – беспрестанно опускавшаяся с неба взвесь мокрой грязи, которая покрывала все слой за слоем, надежно пряча город и его прежних обитателей под быстро застывавшей ледяной коркой.