VZ. Портрет на фоне нации

Тут следует сделать небольшое отступление: когда я читал подряд много репортажей, скажем Анны Политковской, меня смущало некоторое однообразие: чеченцы всегда были рыцарственные, солидарные, благородные, а федералы плохие. Мне бы не хотелось впадать в пропагандистскую однобокость и утверждать, что украинцы всегда вели себя безупречно, — хотя обезопасить себя от упреков в проплаченности, заказе, бандеровщине и т.д. мне никак не удастся: в России сейчас не то настроение, чтобы там могли объективно оценивать книгу про Зеленского. Да я и не претендую на объективность: в конце концов, Зеленский во главе Украины защищает мои ценности, мои представления о творческой интеллигенции, честь нашей корпорации — а это предполагает некую пристрастность с моей стороны. Никто не спорит, украинцы сами расследовали действия добробата «Торнадо», за пытки все они были приговорены к реальным срокам, украинские должностные лица многажды повторяли, что случаи издевательств над пленными или бессудных расстрелов будут расследованы — нет оснований в этом сомневаться, поскольку Украина в своем международном имидже заинтересована кровно. Но у России есть удивительное свойство переключать любую ситуацию в черно-белый регистр: она творит такое, что на этом фоне Украина начинает в глазах мира выглядеть святой, даже если прежде у кого-то оставались сомнения. Ситуация с Каховской ГЭС, когда украинские добровольцы спасали пострадавших, а русские регулярными обстрелами им мешали — как раз из таких, предельно однозначных.

Пожалуй, экологическая катастрофа в Олешках, спровоцированная Россией (и не только взрывом, но и самим вторжением, поставившим ГЭС под удар), — повод сформулировать наконец главную особенность России, ее, так сказать, специалитет: ее назначение — провоцировать крайне двусмысленные ситуации во внутренней политике, зато во внешней доводить все, к чему она прикасается, до полной этической однозначности.

Внутри России господствует этическая установка на абсолютный географический детерминизм: родину не выбирают, родина у нас одна, родина нам как мать (хотя и ведет себя как самая жестокая мачеха); ради родины можно преступить закон, не говоря уж о личном благополучии; родина выше истины. Родина на каждом шагу нарушает законы Божеские и человеческие, но она противостоит фашизму и оправдывает этим любые свои художества на протяжении предыдущих двухсот и последующих ста лет. Государство даже выше, чем родина (как писал один из рецензентов новейшего российского учебника истории работы того самого переговорщика Мединского сотоварищи, цель изучения истории — внушить молодежи, что у нее нет родины, кроме Государства Российского; ну, флаг в руки,). Российское государство плохо, но это единственная форма государства (учитывая нашу огромную территорию, промежуточное географическое положение и суровый климат), которая гарантирует нам наличие родины и ее функционирование; мы можем только так и никак иначе, любые изменения подрывают наш суверенитет, то есть право делать все, что мы хотим. Таким образом, любое действие, направленное на улучшение родины, автоматически приводит к ее погибели, и в силу этого Россия всегда скорбит по своим лучшим людям — и с фанатическим упорством уничтожает их, чтобы окончательно присвоить посмертно. В этом и заключается главная двусмысленность: любой освободитель есть по определению губитель, любой закрепоститель по определению благодетель, и потому Россия до сих пор не в силах сформулировать свое отношение к декабризму и Ленину, а также распроститься со Сталиным.