Интерес Британии, прагматик ты этакой, состоит в том, чтобы поддерживать в себе идеализм — единственное, что позволило ей выжить и сохранить влияние после распада империи, единственное, что позволило ей оказаться в числе победителей во время Второй Мировой. Хитченс не понимает, что на прицеле у Путина вся Европа и в перспективе весь мир (в терминологии гопников — Гейропа и англосаксы). Он думает, что раз Путин противник нетрадиционных браков, называющий себя христианином и консерватором, то он свой. Ему там пишут в комментариях: «Он никогда не упускает возможности подпустить необходимую пропаганду... По его любопытному мнению, для сверхдержавы вполне приемлемо убивать мирных жителей, особенно детей и стариков. Его единомышленники прицельно бомбят больницы и школы. Они специализировались на нападениях на убежища и жилые дома в своих трусливых ночных атаках». Но ведь в Украине коррупция, и многие украинцы действительно стараются сбежать от войны через румынскую границу... Насколько комфортнее жить в мире, в котором все не так однозначно и украинцы тоже, знаете, несовершенны... Ведь не бывает так, что одни грешники, а другие святые!
К сожалению, бывает, хотя эта ситуация в высшей степени disturbing. Но христианскому консерватору как раз полагалось бы знать, что в историю периодически вторгается метафизика, что этическую однозначность никто не отменял, что в главном христианском источнике (Матф., 5:37) прямо сказано: «Но да будет слово ваше: «да, да»; «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого». От лукавого — разговоры об ошибках и несовершенствах Украины и о всенародной поддержке лидера России. От лукавого — прагматический подход типа «что мы забыли в Юго-Восточной Европе, где враждуют два обломка чужой империи». На ваших глазах самая большая в мире страна напала на соседа, чья территория и население несопоставимо меньше. На ваших глазах она убивает мирное население этого соседа, мотивируя убийство расширением НАТО на Восток. На ваших глазах она превращает цветущие города в дымящиеся руины, где бомбят убежища и пытают в подвалах. На ваших глазах она крадет украинских детей и заставляет их публично благодарить похитителей за спасение. И после всего этого вы утверждаете, что в мире не бывает чистого добра и чистого зла, потому что действительно очень сильно разбаловались в своем комфортном мире. Высшей ценностью в этом мире является порядок, и несколькими абзацами ниже, уже заговорив на другую тему, Хитченс уверяет: «Свержение тиранов может принести хорошие кассовые сборы, но, если вы замените их анархией, вы сделаете жизнь людей намного, намного хуже».
О том, что целью свержения тиранов являются вовсе не кассовые сборы, а элементарное спасение тысяч жизней и старых добрых ценностей, Хитченс не думает вовсе. И не надо думать, что он одинок. У него полно единомышленников среди истеблишмента любой европейской страны: ну что мы, право, опять об этой Украине? Не бывает чистого добра и чистого зла!
Вероятно, главной исторической заслугой Владимира Зеленского когда-нибудь объявят именно то, что он доказал: бывает. То есть вернул нас к ситуации пусть не сказочной (в этом слове есть оттенок пренебрежения), но мифологической. К однозначности оценок и чистоте критериев. То есть не побоялся сыграть роль чистого добра, когда на него полезно чистое зло. К чести нации, она поддержала его выбор — а может быть, и вынудила к нему. Если это объявят впоследствии заслугой Владимира Путина и дадут ему в аду некоторые послабления — пускай; говорил же его главный нынешний покровитель в упомянутой книге: «Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?»
— Я не буду с тобой спорить, старый софист, — что означает: тень, знай свое место.
5.
Для многих в России трансформация Владимира Путина из банального чиновника в клептократа была естественной, а вот прыжок из клептократов в фюреры оказался как-то внезапен и необъясним; либеральные мыслители, повторявшие мантру Бродского «Но ворюга мне милей, чем кровопийца», были шокированы самой стремительностью перехода из первой категории во вторую. Когда Бог посещает мир, он не заботится о комфорте принимающей стороны.