Все, кто так хотел остаться в проходе, остались в своих купе, каждый на своём месте, кто-то всё же закрыл дверь. Пара человек прогуливались взад-вперёд, туда и обратно, изредка припадая к окнам, за которыми не было видно ничего, кроме глубокой, всепоглощающей дали.
Двери тамбуров, как и прежде, не открывались, никто не выдвигал никаких условий, никто не говорил нам, как себя вести. В коридоре светили оставленные фонарики, их было два на весь вагон.
По моим расчётам, мы уже должны были добраться до следующей станции, навскидку с учётом набранной поездом скорости мы проехали её час назад.
Никто не остановился тогда и не остановится сейчас, никто не выгрузит тела мужчин, не опросит свидетелей, не даст нам выйти. Мне уже стало казаться, что этот поезд не остановится никогда.
В желудке что-то заныло, должно быть, от голода. Всё, что у нас было – несколько бутылочек воды и печенье – мы отдали ребёнку. Она, наевшись, крепко спала. Дед укачивал малышку и напевал ей что-то про солнце, которое всегда всходит, чтобы согреть людей. И в тот момент я подумал, что мы, может, его и не увидим, что, может, этот вагон последнее, на что нам придётся смотреть, и ещё на лица друг друга, если завтра их не станет меньше. Куда делся тот вежливый господин, о котором говорила Хосефа, я не знал. Я пытался ещё раз открыть двери, но они не поддавались. Закрыли нас здесь намертво. Может, он и правда им был – настоящим убийцей? Может, ключ был у него? Я стал перебирать в уме всех, кто остался. Нас было шестеро взрослых: я и доктор, Хосефа, старик, болезного вида вдова и господин-двухбилетник, что поначалу остался спать в коридоре. Пару раз об него даже кто-то споткнулся, пару раз он кого-то вежливо обругал, после чего вернулся в купе. Его звали мистер Лембек, так мы к нему и обращались.
Полянский попросил документы у всех. Мы сели в свободном купе, собрали всё, что у нас было, и показывали друг другу билеты и паспорта, хотя что это даст, я так и не понял, пока не заметил, как Полянский следил за движением каждого, кто показывал ему документ. Можно было подумать, что у преступника должны дрожать руки, но нет, они дрожали у обычных людей, у вдовы, у мистера Лембека, у Хосефы, даже у меня… Старик держался уверенней, да и кого он мог убить с ребёнком-то на руках. Хотя…
Я медленно проваливался в сон, вспомнил, что не проверил часы, провёл по ним потной ладонью – на месте. Они были единственным шансом на новую жизнь, только бы до неё добраться.
Темнота забирала меня, путая мысли и страхи, мешая всё в голове. Лица Амаро и Майлза смеялись, появляясь из холодного мрака, и исчезали опять, оставив лишь смеющийся рот…
– Если захочешь бежать, – оскалились зубы Амаро, – то вот…
В меня полетели листовки, десятки, сотни и больше, они разлетались по кругу, собираясь в большую воронку, окружая меня.
«Разыскивается вор-карманник» – мои лица поднимались в воздух. Я смотрел на себя же с тех фото и смеялся сам над собой. Если захочешь сбежать – звучал голос Амаро. Если захочешь сбежать – говорил я себе с тех листовок…
Я закрываю глаза.
Запах спиртного и горького дыма, бар, игральные карты, я лежу под столом и сплёвываю свежую кровь, поднимаюсь с колен, выхожу на воздух.
До дома идти не близко, впереди только улицы и дома, много чужих домов.
В животе сверлит от боли, я дохожу до подъезда, поднимаюсь по знакомым ступеням, встаю у двери.
Как же страшно входить… Но почему? Я тянусь к дверной ручке. На пороге стоит она.
– Я так и знала, что так случится! – говорит она, не моргая.
– Никто за мной не приходил? – спрашиваю я.
– Ещё чего не хватало!
Она ведёт меня в спальню и снимает с меня одежду.
Я закрываю глаза.
Тёплый свет гуляет по векам, ветер поднимает прозрачный тюль, лучи света по голой груди, загорелые бедра сжимают мои, я целую её влажные губы, дышу запахом её пышных волос. Она наклоняется ближе, падает на меня, я обнимаю её хрупкую спину, торчащие, как крылья, лопатки, она вскрикивает и разливается нежным теплом по мне.
Моя дорогая Лиан.
Она улыбается пьяной улыбкой и ожидает меня. Перевернув её на потную спину, я впиваюсь в её рот губами. Жар льётся по телу, то опускаясь ниже, то ударяя в виски. Ещё немного, и я… отшатываюсь от неё, окоченевшей. Я смотрю на Лиан – она мертвецки бледна. Веки её больших глаз отдают прозрачно-синим, губы покрыты желтизной. Я голый на ней и не могу остановиться никак. Сердце колотится от дикого страха. «Остановись! Слезь с неё, слезь! Она мертва! Прекрати!» – кричу я себе и не верю. Тошнота подступает к горлу, мне мерзко и жалко её…
Что-то ударило в стенку.
Я вскочил от резкого звука. За окном всё так же темно. На часах полтретьего ночи. В соседнем купе кто-то хрипел, то и дело стуча об пол, я встал и только потом понял, что шумели в купе Михаэля.
Выскочив в коридор и открыв раздвижную дверь, я увидел доктора верхом на мистере Лембеке, они дрались, хватая друг друга за горло и сильно хрипя.
– Что здесь происходит? – оттаскивал я одного от другого.
Другие двери тоже открылись.
– Который сейчас час…
– Кто-то дерётся?
Голоса приближались к нам.