Взбаламученное море

- Так вы, папаша, думаете, что государь рассердился на дворян, взял у них, а потом опять отдаст?..

- Да, полагаю так, - отвечал Петр Григорьевич, делая свою обычную, глубокомысленную мину.

- Нет, папа, совсем уж не воротят, - отвечала Софи: - а вот что можно сделать: вас ведь никак теперь люди не станут слушаться...

- Да, грубиянят очень, - отвечал Петр Григорьевич, припоминая, вероятно, тысячи оскорблений, которые были ему нанесены.

- Ну, так вот что: вам из казны выдадут по 120 рублей серебром за душу, а вы им должны дать по четыре десятины наделу земли, - поняли?

- Да, то-есть как тебе сказать! - начал Петр Григорьевич, усмехаясь и потупляя стыдливо свои глаза: - слаб нынче очень стал соображением, - прибавил он уже серьезно.

- Слабы?

- Очень... И по хозяйству это бы еще ничего; но, главное, дом меня беспокоит: стар очень!

- Да как же не стару быть, папа! Пятьдесят лет ему, я думаю?

- Да. В наугольной и в девичьей потолок уж провалился! Меня чуть не убило! Я стоял да из кресел клопов кипятком вываривал... вдруг, вижу, сверху-то и полезло, я бежал... так и грохнуло!

- Скажите, пожалуйста!.. Ах, бедный папа!.. Что же вы мне не написали, я бы вам помогла!

- Что же писать? Случай ведь это несчастный! - отвечал Петр Григорьевич.

Он во все время, терпя иногда страшную нужду, ни разу не обратился к дочери. "Где ей, - говорил он: - сама молода; на разные финтифанты нужно".

- Я стал потом этим мерзавцам дворовым говорить, - продолжал он, как бы сообщая дочери по секрету: - "Подставьте, говорю, подставки в остальных комнатах, а то убьет!.." - "А что, говорят, мы плотники, что ли?" - и не подставили.

- Вот что, папа, вы больше не ездите домой, а оставайтесь жить у меня. Здесь дом еще славный, крепкий!

- Как прикажешь, я на все готов! - отвечал добродушный старик.

- А я поеду за границу, потому что жить в этих дрязгах и в этом воздухе я решительно не могу; у меня и то уж грудь начинает болеть с каждым днем больше и больше.

- Ну да, где же тебе с твоим образованием, разумеется! подтвердил Петр Григорьевич.

- А вы, папаша, душка, оставайтесь здесь у меня хозяйничайте; посредник здесь добрый, он вас научит всему! продолжала Софи, обнимая и целуя отца.

- Да уж это надобно, чтобы господин посредник... а я-то очень слаб памятью, - что еще давно было, помню, а что вчера, - хоть зарежь! - повторил еще раз старик.

При этаком состоянии головы в такие трудные времена ему очень уж тяжело приходилось жить.

- За границу, за границу! - шептала радостно Софи, улегшись на свою постель и как-то вытягиваясь всем своим прелестным телом.

16.

Один из модных вралей.

При отличном светлом вечере, в Лопухах, на балконе господского дома сидели Бакланов и предводитель его уезда, тот самый способный, из военных, господин с pince-nez, которого мы когда-то встретили у старой фрейлины на празднике. Он даже не постарел ничего, а по-прежнему, по его словам, работал с народом. Одет он был, как и Бакланов, франтовато; у обоих лица были бойкие, развязные, не так, как у необразованных помещиков, у которых и без того уж не совсем благообразные физиономии сделались какие-то удивленные и печальные.

Предводитель беспрестанно шевелился, говорил, доказывал что-то такое.

Перед ними стоял чай на серебряном подносе.

В лугах огромная согнанная вотчина, почти вся находившаяся в виду господ, лениво косила.

- Скажите, пожалуйста, как идут мировые съезды? - спрашивал Бакланов.

- Отлично! превосходно идут! - восклицал предводитель. - Я как?.. Посредники у меня, надобно сказать, все отличный народ, умный, развитой; но они не жили , не выросли с народом, как я... У меня встречается теперь распря, недоразумение между помещиком и мужиком, я ставлю вопрос так...

И предводитель поставил руку на перила балкона, желая, вероятно, показать, как он именно ставил вопрос.

- Ставлю вопрос так... Беру господина помещика... мужика еще нет у меня... "В чем ваш вопрос?" - "В том-то и том-то!" - "Прекрасно! Вот вам ответ на него... самый полный, ясный, отчетливый..." Со мной он не может спорить, совестится... Мужика я еще не видал и говорю, значит, это не собственным хозяйственным соображениям; во мне он слышит голос такого же дворянина, как он.

- Все это прекрасно! - возразил Бакланов: - но мужик-то будет пороть свое.

- А в том-то и шутка, - подхватил с некоторым лукавством предводитель: - что я всегда скажу в духе мужика, в натуре его.

- Стало быть, вы выдаете дворян.

- Нет! нет-с! - воскликнул опять лукаво предводитель: - все дело в подготовке... У меня крестьянский вопрос был решен прежде, чем правительство имело его в виду...

Бакланов посмотрел на руководителя с недоумевающим видом.