Взбаламученное море

- Я говорю-с, - начал он пунктуально: - что суд сначала принадлежал вполне самому обществу, судили, так сказать, простым мирским приговором; наконец стали судить по обычаям, преданиям; а там, после разных комбинаций, он делается, например, во времена феодальные, принадлежностью начальника - барона. Это ведь бессмыслица!

- Разумеется, - подтвердил Галкин.

- От барона он передается судье-специалисту, произвол которого все-таки связывается преданиями и законами. Согласны вы с этим?

- Совершенно! - подтвердил Галкин.

Но Басардин, заметно делавший над собой усилие, чтобы понять, что тут говорилось, на этом месте вдруг поднял голову.

- Вы говорите, в феодальные времена начальники-бароны судили... Вот на Кавказе я служил... Там дикий совершенно народ, а тоже начальники судят: возьмет да и застрелит, и баста!

- Я не то совсем говорю! - отвечал ему с досадой Бакланов. Судье-специалисту, - продолжал он: - придали наконец суд по совести, то есть присяжных, или, другими словами, внесли элемент прежнего общественного суда.

- Я не понимаю, к чему вы все это ведете? - возразил Галкин.

- И я тоже! - подтвердил Басардин.

- Веду к тому-с, - отвечал Бакланов: - что у нас, собственно в России, вопрос этот теперь на очереди. В противодействие ему обыкновенно ставят то, что у нас не может быть присяжных, что они необрзованы. Прекрасно-с. Но они должны быть таковы, потому что таковы и преступники. Человек живет в известном обществе, знает все его условия. Только это общество и имеет право судить его. Странно было бы, если бы краснокожего людоеда стали судить английские присяжные, а madame Лафарж - калмыцкий суд.

- Что ж из этого будет, если вы одну эту форму введете, а тысяча других, старых ветошей останется?

- Что ж делать с этим?

- Надобно все изменить, - отвечал Галкин: - уничтожить сословия; сделать землю совершенно свободною, как воздух, пусть всякий берет ее, сколько ему надобно; уничтожить брак, семью.

- Это земля там, и сословия, все это пустяки! - перебил его Басардин: - а главное, чтоб деньги у этих каналий-богачей не лежали!

- И чтобы деньги не лежали!

- Да кто же вам позволит сделать это, господа? - возразил Бакланов.

- Итти, так позволят! - подхватил Галкин, выворачивая при этом глаза, чтобы сделаться пострашней.

- Взять топор, так позволят! - подхватил Басардин, грозно тряхнув головой и подняв кулак на воздух.

- Господа, вы рассуждаете, как дети, как мальчики! воскликнул Бакланов.

- Нет, мы рассуждаем, потому что знаем...

- Что вы знаете?

- Знаем, чего хочет народ.

- Какой?

- Русский!..

- Да народ вас первых побьет каменьями, - вскричал уж Бакланов.

- Ха-ха-ха! - ответили ему на это молодые люди.

Затем сделался всеобщий шум.

- Глупо, господа, глупо! Как хотите! - восклицал Бакланов.

- Я не понимаю вас, не понимаю! - отвечал, топорщась, Галкин.

- Так говорить подло, низко, скверно! - произносил, скрежеща зубами, Басардин.

Спор этот прерван был вошедшим человеком.

- Monsieur, madame votre epouse est arrivee! - сказал он Бакланову.

У того мгновенно выскочили из головы и статья, и открытый суд, и невежественные опоненты его, и в воображении представлялась сердитая и укоряющая Евпраксия.

- Где она?.. - говорил он робким голосом, выходя за лакеем в коридор, и очень был рад, что там было не так светло.

- Monsieur! - сказал ему лакей, показывая на стоявшую невдалеке даму с мужчиной: последний был Валерьян Сабакеев.

- Une chambre! - сказал Бакланов лакею и подошел к жене.

- Приехали! - проговорил он радостно-заискивающим голосом.

Евпраксия ничего ему не отвечала и вошла в отворенную лакеем дверь.

Бакланов заметил, что она очень похудела, и в то же время похорошела, хотя выражение лица ее было почти суровое.

- Ну, здравствуйте-с! - сказал было он опять ласково и поцеловал у жены руку, но Евпраксия и тут ему ничего не сказала.

- Не зная, как себя держать, Бакланов заговорил с шурином.

- И вы, Валерьян, приехали, - это прекрасно!

- Приехал, - отвечал Валерьян.

В голосе его Бакланову тоже послышались как бы насмешка и неудовольствие.

Евпраксия, видимо утомленная дорогой, села. Бакланов осмелился взглянуть на нее повнимательнее и хоть бы малейшее заметил в чертах лица ее снисхождение к себе.

- Что ж, ты здоров? - проговорила наконец она.

- Здоров! - отвечал Бакланов какою-то фистулой.

- Как же ты писал, что болен?

- Выздоровел.

В это время в номер вошел лакей.

- Ваши гости спрашивают, возвратитесь вы к ним или нет? сказал он Бакланову.

- Убирались бы к чорту! - отвечал тот.

Лакей с улыбкой вышел.

Сабакеев обратился к сестре.

- Ну, так я пойду, - сказал он.

- Ступай! - отвечала ему та с ласковой улыбкой.

- Куда это, мой милейший? - спросил его Бакланов.

- Нужно! - отвечал Сабакеев и ушел.

Оставшись с женою вдвоем, Бакланов решительно не находился, что ему делать.

- Куда это брат пошел? - поспешил он о чем-нибудь заговорить.

- К невесте своей, - отвечала односложно Евпраксия.

- Вот как!.. Кто же она такая?

- Елена, дочь madame Базелейн.

- Ах, Боже мой! - воскликнул Бакланов, как бы и с живым участием: - девочкой еще маленькою помню!.. Как же она в Париж попала?

- Приехала с матерью, с вод.