Взбаламученное море

- Ну-с! - отвечал ему тот, совершенно позабыв, что сейчас только запрещал ему говорить.

- Если теперь писатель, - говорил Бакланов: - из которых, например, Иван Андреич Крылов - действительный статский советник, Иван Иванович Дмитриев - тайный советник...

На слова "действительный" и "тайный советник" он нарочно поприударил.

- Ну, ну-с! - торопил его Платон Степанович.

- И тех можно хвалить и порицать, - продолжал Бакланов: - а какую-нибудь танцовщицу, которая умеет только вертеть ногами, нельзя.

- Тут не в танцовщице, судаоь, дело! Тут императорский театр! крикнул Платон степанович.

- Да ведь императора тут нет! - возразил Бакланов.

- Он невидимо тут присутствует! - порешил Платон Степанович и опять слегка улыбнулся. - Вот соколик-то! - продолжал он, указывая на Ковальского и, по возможности, стараясь сохранить строгий тон: - по театрам ходит, а из греческого единицы получает.

- Да я знаю-с, помилуйте, Платон Степаныч: спросите-с меня, отозвался тот.

- Есть мне когда вас спрашивать! - сказал серьезнейшим образом Платон Степанович и потом вдруг крикнул: - Ермолов!

В дверях появился солдат.

- Вот возьми этого господина, - продолжал он, указывая на одного из медиков: - сведи его в цырульню и остриги его на мой счет. Вот тебе и четвертак! - прибавил он и в самом деле подал солдату четвертак.

- Да как же это-с? - возразил было студент.

- Не прощу! Не прощу! - закричал Платон Степанович, хватая себя за голову и махая руками.

Студент, делать нечего, пошел.

Волосы студенческие были одним из мучительнейших предметов для благородного Платона Степановича: насколько он, по требованию начальства, желал, чтобы они были острижены, настолько студенты не желали их стричь.

- Ну, что мне с вами делать?.. что? - говорил он оставшимся перед ним студентам, как бы в самом деле недоумевая, что ему делать.

- Вы кто такой? - обратился он, тотчас же вслед за тем, к одному черноватому математику.

- Я русин, ваше высокородие, - отвечал тот певучим голосом.

Платону Степановичу ответ такой понравился.

- На чужой стороне, сударь, надобно скромно себя вести! сказал он ему и снова возвратился к прежней своей мысли.

- Что мне с вами делать! Вы ступайте в карцер на день, на два, на три! - объявил он Бакланову.

- Я пойти пойду хоть на месяц, - отвечал тот, размахивая руками: - а уж свои убеждения имею и всегда буду иметь.

- Свои убеждения! - повторял ему вслед Платон Степанович. - А вы ступайте по домам! - объявил он прочим студентам. - Вам еще хуже будет! Еще!.. Еще!.. - повторял он неоднократно.

Что под этим: "еще хуже будет!" он всегда разумел, для всех обыкновенно оставалось тайной.

- Графу, я полагаю, доложить надо-с, - подошел к нему и сказал сладким голосом суб-инспектор.

- Знаю-с! - отвечал Платон Степанович с досадой и, выйдя на крыльцо, сейчас сел на своего неказистого коня и поехал.

"Свои убеждения, - рассуждал он дорогой почти вслух: - и я бы их имел, да вон тут господин живет!" - и он указал на генерал-губернаторский дом: - "тут другой", - прибавил он и ткнул по воздуху пальцем в ту сторону, где была квартира генерала Перфильева.

- Свои убеждения! - повторил он.

Здесь мы не можем пройти молчаньем: мир праху твоему, добрый человек! Ты любил и понимал юность! Ты был только ее добродушным распекателем, а не губителем!

5

Знай наших!

Через два-три дня назначен был бенефис Санковской. Само небо, как бы покровительствуя заговорщикам, облеклось густыми и непроницаемыми тучами. Фонари тускло светились. На Театральной площади то тут, то там виднелись небольшие кучки студентов.

- К третьему акту, что ли, велено сходиться?

- Да, да! А то, пожалуй, прогонят, - слышалось в одной из них.

- Платон приехал! - объявил, подходя, высокий студент.

- У кого подарок-то? У кого?..

- У Бакланова, разумеется!

- Финкель уже там: у него человек двадцать в райке рассажено.

В театре между тем было немного светлей, чем и на улице. Музыканты играли как-то лениво. Старые декорации "Девы Дуная" чернели закоптелыми массами на плохо освещенной сцене. Одно дерево, долженствовавшее провалиться, вдруг заупрямилось и, когда его стали принуждать к тому, оно совсем распалось на составные части, причем обнаружило свой картонный зад и стоявшего за ним мужика в рубахе, который, к общему удовольствию публики, поспешил убежать за кулисы.

Платон Степанович, действительно бывший в театре и сидевший в первом ряду кресел, пока еще блаженствовал, потому что, сверх даже ожидания его, все было совершенно тихо и благочинно. Помещавшийся в третьем ряду суб-инспектор был тоже спокоен и только по временам с удовольствием взглядывал на начальника.

В последнем акте наконец бенефициантка должна была делать финальное соло, и вдруг из всех дверей, в креслах, стали появляться студенческие сюртуки. Платон Степанович завертелся на месте и едва успевал повертываться туда и сюда.

По среднему проходу, между креслами, прошел Бакланов. Платон Степанович не утерпел и погрозил ему пальцем, но тот сделал вид, как бы этого не заметил.

- Браво! браво! - рявкнула в райке компания Финкеля.

- Браво! браво! - повторили за ним в ложах.