Взгляни на дом свой, ангел

Он проснулся в горячих лучах солнца, бьющих сквозь занавески веранды. Он ненавидел просыпаться на солнечном свету. Когда-нибудь он будет спать в большой комнате, всегда прохладной и темной. За окнами у него будут тенистые деревья и виноград или высокий обрыв. Его одежда была влажной от ночной росы. Спустившись вниз, он увидел на крыльце Ганта, который с несчастным видом раскачивался в качалке, сжимая палку.

— Доброе утро,— сказал он.— Как ты себя чувствуешь?

Отец бросил на него неуверенно мерцающий взгляд и застонал.

Боже милосердный! Я несу кару за свои грехи.

Тебе скоро станет лучше,— сказал Юджин.— Ты что-нибудь ел?

Я не мог проглотить ни куска, — сказал Гант, обильно позавтракавший.— Еда застревала у меня в горле. Как твоя рука, сын? — спросил он с глубоким смирением.

Все в порядке,— быстро ответил Юджин.— Кто тебе сказал про мою руку?

— Она сказала, что я повредил тебе руку, — скорбно ответил Гант.

— А-а! — сердито сказал Юджин.— Нет. Мне не было больно.

Гант наклонился боком и, не глядя, неловко похлопал сына по неповрежденной руке.

Прости меня,— сказал он.— Я больной человек. Тебе не нужны деньги?

Нет,— ответил Юджин, смутившись.— Мне хватает.

— Приходи сегодня в контору, я тебе дам кое-что,— сказал Гант.— Бедный мальчик! Наверное, ты совсем без гроша.

Но он не пошел в контору, а стал ждать возвращения Лоры Джеймс из городского бассейна. Она пришла, держа в одной руке мокрый купальный костюм, а в другой — кучу разных свертков. Негры рассыльные принесли остальное. Она заплатила им и расписалась.

— У вас, наверное, много денег, Лора? — сказал он.— Вы же каждый день что-то покупаете?

Папа ругает меня за это,— призналась она.— Но я люблю одеваться. Я трачу все мои деньги на платья.

А что вы собираетесь делать теперь?

Ничего… что хотите. Прелестный день, и надо его чем-то занять, правда?

— Прелестный день и не надо его ничем занимать. Хотите пойти погулять, Лора?

Я очень хочу пойти погулять с вами,— сказала Лора Джеймс.

Правильно, детка. Правильно,— ликующе сказал он горловым клоунским голосом.— Мы пойдем куда-нибудь одни. Мы захватим с собой что-нибудь поесть,— добавил он упоенно.

Лора пошла в свою комнату и надела туфельки на толстой подошве. Юджин пошел на кухню.

Есть у тебя обувная коробка?— спросил он у Элизы.

Зачем тебе? — подозрительно сказала она.

Я иду в банк,— иронически сказал он.— Мне нужно куда-нибудь сложить деньги.— И тут же добавил грубо:— Я устраиваю пикник.

—Э? А? Что ты говоришь? —– сказала Элиза.— Пикник? С кем это? С этой девушкой?

Нет,— сказал он сердито.— С президентом Вильсоном, английским королем и доктором Доуком. Мы будем пить лимонад— я обещал принести лимоны.

Хоть присягнуть! — раздраженно сказала Элиза.— Мне это не нравится… что ты уходишь, когда ты мне нужен. Я хотела, чтобы ты сходил заплатить, а то телефонная компания выключит телефон, если я не погашу задолженность сегодня.

Мама! Ради бога!—досадливо крикнул он.— Я тебе обязательно нужен, стоит мне куда-нибудь собраться. Компания подождет. Один день ничего не изменит.

Счет просрочен,— сказала она.— Ну, хорошо, бери. Хотела бы я иметь время на пикники! — Она выудила коробку из груды газет и журналов, которые громозди

лись на низком комоде.

А еду ты взял?

Мы чего-нибудь купим,— сказал он и ушел.

Они пошли вниз по улипе и зашли в душную бакалейную лавочку на углу Вудсон-стрич. Они купили крекеры, арахисовое масло, смородиновое желе, маринад и большой кусок сливочного желтого сыра. Лавочник, старый еврей, что-то бормотал на жаргоне в свою раввинскую бороду, словно произнося заклинание против гадибуков. Юджин внимательно следил, не прикоснется ли он руками к еде. Они были грязные,

По дороге в горы они заглянули к Ганту. Хелен и Бен in в столовой. Бен завтракал: он, как обычно, с хмурой сосредоточенностью наклонялся над кофе и почти с отвращением отвернулся от яичницы с ветчиной. Хелен пожелала добавить к их запасам вареные яйца и бутерброды и ушла с Лорой на кухню. Юджин сел у стола рядом с Беном, который пил кофе.

О-о, господи! — сказал наконец Бен, устало зевнув. Он закурил сигарету.— Как сегодня старик?