Он приехал недели за две до Юджина. Его снова не взяли в армию и во флот, признав негодным; он вдруг бросил свою работу в табачном городе и тихо и угрюмо вернулся домой. Он ещё больше похудел и, как никогда прежде, казался вырезанным из старой слоновой кости. Он бесшумно бродил по дому, курил бесчисленные сигареты и ругался в кратких приступах свирепой ярости, проникнутой отчаянием и бессилием. Былая хмурая усмешка, сердитое ворчание исчезли; тихий презрительный смешок, в котором было столько скрытой нежности, уступил место сдержанной, но бешеной злобе.
Те короткие две недели, которые Юджин провёл дома до отъезда в Пулпит-Хилл, он жил с Беном наверху в маленькой комнате со спальной верандой. И молчаливый заговорил — он говорил, пока тихое яростное ворчание не перешло в воющую анафему горечи и ненависти, и его страстный крик разносился по спящему миру ночи и шелестящей осени.
— Что ты с собой сделал, дурачок? — начал он, разглядывая торчащие рёбра мальчика. — Ты похож на воронье пугало.
— Это ничего, — сказал Юджин. — Одно время я не ел. Но я им не писал, — добавил он гордо. — Они думали, что я один не продержусь. А я продержался. Я не попросил помощи. И вернулся домой с собственными деньгами. Видишь? — Он сунул руку в карман, вытащил засаленную пачку банкнот и хвастливо показал их брату.
— Кому нужны твои паршивые гроши? — яростно завопил Бен. — Идиот! Вернулся домой похожий на мертвеца и думает, что тут есть чем гордиться. Что ты делал? Что ты делал, кроме того, что валял дурака?
— Я жил на свои деньги, — возмущённо крикнул Юджин, обиженный и уязвлённый. — Вот что я делал!
— А! — сказал Бен со свирепой усмешкой. — Дурак ты! Этого они и добивались! А ты думаешь, что доказал им что-то? Да? Думаешь, им не всё равно, жив ты или умер, лишь бы не пришлось тратиться на тебя? Чем ты хвастаешь? Получи что-нибудь от них, вот тогда хвастай…
Приподнявшись на локте, он несколько секунд глубоко затягивался в горьком молчании. Потом продолжал спокойнее:
— Нет, Джин. Забери их деньги — любым способом. Заставь их! Выпроси, отними, укради — только заполучи эти деньги! Если ты этого не сделаешь, они их сгноят. Получи деньги и беги от них. Уезжай и не возвращайся назад. Ну их к чёрту! — завопил он.
Элиза, которая поднялась наверх, чтобы погасить свет, и некоторое время стояла за дверью, прислушиваясь, теперь постучала и вошла. Одетая в старый рваный свитер и во что-то вроде юбки, она немного постояла, скрестив на груди руки, повернув к ним белое озабоченное лицо и прищурившись.
— Дети, — сказала она, с упрёком поджимая губы и качая головой, — всем давно пора спать. Вы никому не даёте уснуть своими разговорами.
— А-ах! — сказал Бен со злобным смехом. — Ну их к чёрту!
— Хоть присягнуть, милый! — сказала она раздражённо. — Ты нас разоришь. У вас и на веранде свет горит? — Её глаза подозрительно шарили по сторонам. — Ну, зачем вы жжёте столько электричества!
— Только послушать! — сказал Бен, вздёргивая голову с уничтожающим смехом.
— Мне не по карману оплачивать такие счета, — сердито сказала Элиза, резко мотнув головой. — Я не настолько богата, и я этого не потерплю. Мы все должны экономить.
— О, бога ради! — усмехнулся Бен. — Экономить! Зачем? Чтобы ты отдала всё это старику Доуку за один из его участков?
— Можешь не задирать носа, — сказала Элиза. — Ведь не ты платишь по счетам. Если бы платил ты, то запел бы по-другому. Мне не нравятся такие разговоры. Ты бросал на ветер всё, что зарабатывал, потому что ты и понятия не имеешь, сколько стоит доллар!
— А-ах! — сказал он. — Сколько стоит доллар! Чёрт побери, я это знаю лучше тебя. Во всяком случае, за свои доллары я хоть что-то получал. А ты? Что ты за свои получила, хотел бы я знать? Какая от них польза была хоть для кого-нибудь? Ну-ка, скажи мне! — закричал он.
— Можешь смеяться сколько хочешь, — строго сказала Элиза, — но если бы мы с вашим папой не приобрели немного недвижимости, у вас не было бы и крыши над головой. Вот какую благодарность получаю я за все мои труды на старости лет, — сказала она, разражаясь слёзами. — Неблагодарность! Одна неблагодарность!
— Неблагодарность! — усмехнулся он. — А за что нам быть благодарными? Ты же не думаешь, что я благодарен тебе или старику? Что вы мне дали? Вы послали меня ко всем чертям, едва мне исполнилось двенадцать лет. С тех пор ни один из вас не дал мне ни цента. Погляди на этого малыша. Ты позволила, чтобы он таскался по стране как полоумный. Ты хотя бы одну открытку послала ему за это лето? Ты знала, где он? Пока ты можешь нажить пятьдесят центов на своих паршивых постояльцах, тебе на всё наплевать.
— Неблагодарность! — хрипло прошептала она, зловеще покачивая головой. — Грядёт день расплаты.