Взлет и падение «Советского писателя»

Нагибин часто ходил в лес. Далеко, за много километров, почти до Внуковского аэродрома. Летом и ранней осенью за грибами, зимой на лыжах. Он умел ждать и наблюдать за природой. Ему везло увидеть таких зверей и птиц, о существовании которых большинство обитателей поселка и не подозревало. В лесу ему встречались и «большой серый с желтизной» заяц, и маленький лосенок, «потом ласка перебежала мне дорогу. До чего ж изящна, изысканна, жеманна и до чего ж свирепа! Я никогда не встречал в окрестностях ласок». Птиц же в окрестностях было немерено. При этом Нагибин еще и жаловался, что знает немногих. В своих заметках он оставил свидетельства о грачах и сороках, щеглах и чижах, синицах и скворцах. Он был свидетелем смертельной схватки соколенка и матерой вороны, встречал в лесу тетерева, сову, филина, даже чибиса.

Юрий Маркович был охотником. В начале 1960-х он открыл для себя Мщеру, и с тех пор неизменно ездил туда поохотиться на птицу. Однако, чаще это был повод уехать от привычной жизни, набраться новых впечатлений, выпить, отдохнуть с женским коллективом, с друзьями. Он жалел животных, а потому настоящим охотником быть не мог. На Пахре он тоже частенько гулял в лесу с охотничьим ружьишком, заряженным одним патроном, но стрелять никогда не решался. Более того, крайне неприязненно относился к другим стрелкам. «На днях шел на лыжах в березняке по ту сторону речки и вдруг услышал выстрел. Через некоторое время наткнулся на шофера из профилактория и двух его дружков из военного городка. У шофера за спиной висела двухстволка, а дружок нес за шею чирка-свистунка. Зазимовал подранок на нашей речке, возле спуска нечистот, где и в морозы вода парится, совершил невероятный подвиг самосохранения, явил некое биологическое чудо и был застрелен в самый канун весны».

Особенно беззаветно писатель любил своих домашних животных. Юрий Маркович прожил в поселке больше сорока лет. У него на даче всегда были собаки и кошки. Любил он их безмерно, чувствовал свою ответственность за их судьбу. За годы жизни в Красной Пахре у него сменилось множество животных, и о каждом у него нашлись добрые и проникновенные слова.

Вот он идет на лыжах. «Со мной собаки. Рома преданно и чинно идет сзади по лыжне, Пронька носится как угорелый, проваливается в снег, с трудом выкарабкивается и снова оступается в снежную глубину. Оказавшись сзади, он теснит Рому и наступает прямо мне на лыжи. Но, отбежав далеко, поворачивается и смотрит, куда я направляюсь. Пасть открыта, в бороде сосульки, рожа до слез умилительная. Рома, как и подобает его почтенному возрасту, ведет себя куда дисциплинированней. Только иногда вываливается в конском навозе на дорогах. Мы решили, что это полезно для его шерсти. Снег намерзает у Ромы в подушечках лап, и когда мы возвращаемся домой, он стучит ими, словно каблуками на подковках».

Писатель называет себя «самой большой сволочью на свете»: ему позвонили в Москву и сказали, что заболел Проня. Он «пьянствовал и не прислал врача». На следующий день ветеринар приехал, но ему осталось только усыпить собаку. «Я ждал от себя чего угодно, но не такого подлого предательства. Я предал своего младшего бессловесного братика, доверившего мне свою жизнь, когда крошечным комочком, почти умещавшимся в моей варежке, он поехал со мной от теплого бока матери. Хорошо же я послужил ему, хорошо выполнил свой малый долг».

Потом был спаниель Степа, который принял в штыки появление черного котенка по кличке Феня. Домработнице Даше было велено отнести его назад хозяевам. Той было лень идти по холоду, и она просто вышвырнула котенка за калитку. Степа пошел проводить хозяев, почуял котенка и стал лаять на сугроб, копать его лапами. «В снежной могилке лежал, топорщась каждым волоском шерсти, наш котенок. Выброшенный Дашкой, он никуда не пошел, поняв темным и безошибочным чутьем, что его дом здесь, вырыл себе ямку, чтоб не замерзнуть, и стал ждать. И дождался. Мы умилились, почти расплакались, покрыли Дашку матом и отнесли котенка домой».

Следующая пара собак Нагибиных была любимицей всего поселка. Говорят, собаки похожи на своих хозяев. Эта пара была похожа на карикатуру на своих хозяев. Маленькая черная такса, кобелек, по кличке Кузя, и изысканно изящная тонкая и худая белая борзая по кличке Дара. Они частенько сбегали с участка Нагибиных. Впереди неизменно бежал Кузя, вожак стаи, сзади с достоинством двигалась Дарка.