Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы.

Реакция императора на внесённые предложения нам неизвестна, но проект Дворянской думы взял на вооружение Д.С. Сипягин, министр внутренних дел в 1899–1902 годах. Он продвигал его исключительно в совещательном ключе, с целью популяризировать фигуру монарха, чутко выслушивающего мнение не кого угодно, а преданных подданных. Никакая серьёзная законодательная работа в этих дворянских замыслах, конечно, не подразумевалась. Однако Государственный совет, ознакомившись с данным проектом, даже не поставил его на обсуждение[595]. Сменивший погибшего от рук эсера-террориста Сипягина В.К. Плеве, в течение восьми лет возглавлявший госканцелярию, полностью солидаризовался со своими бывшими коллегами. Члены Госсовета, где первую скрипку играл Сольский, умело перевели вопрос из политической в сугубо техническую плоскость, сведя всё к проблеме упорядочения делопроизводства. Заседание соединённых департаментов посчитало, что даже в рамках МВД, не говоря о чём-то большем, учреждение каких-либо специальных органов по дворянскому вопросу нецелесообразно. Предложено ограничиться созданием канцелярии при министре со скромным штатом, в которой бы готовились доклады по данной тематике; высочайшее утверждение последовало 12 июня 1902 года[596]

. Для всеподданнейших прошений по земельному кредиту, которые с завидным постоянством направляли представители дворянских кругов, предусмотрительно создали специальное Особое совещание под председательством того же Сольского. Эта структура, где хозяйничала финансовоэкономическая бюрократия, успешно хоронила все денежные домогательства и предложения[597]. А в начале 1908 года по представлению Минфина и госконтроля уже премьер П.А. Столыпин вовсе упразднил канцелярию МВД по делам дворянства с мотивировкой: «Трудно рассчитывать на возможность каких-либо обширных законодательных работ по дворянскому вопросу, требующих содержания для этой цели особенного учреждения…»

[598]. Эта тематика к тому времени перекочевала в Совет объединённого дворянства, чьи съезды с 1906 года стали проходить регулярно. Во главе этой помещичьей организации встал упоминаемый выше А.П. Струков.

Так довольно незаметно завершилась эта фаза противостояния дворянско-придворных кругов с просвещённой бюрократией, ратовавшей за индустриальную модернизацию страны. Поддержанная императором, последняя в конце XIX — начале XX столетия превратилась в самостоятельную политическую силу. Это обстоятельство не ускользнуло от советской историографии. Некоторые авторы писали о «едва уловимом либерализме», точнее, о способности отдельных лиц (в первую очередь, конечно, Витте. — А.П

.) в определённой мере считаться с действительностью. Однако это признание не мешало учёным вновь и вновь воспроизводить традиционный тезис о глубокой реакционности царских верхов в целом[599]. В советский период прогресс увязывался только с теми, кто был нацелен на демонтаж государства, а бюрократию, пусть и какую-то её часть, никак нельзя в этом заподозрить. С другой стороны, финансово-экономическое чиновничество продвигало реформирование страны, отличное от экспериментов министра финансов 1860-1870-х годов М.Х. Рейтерна. Но вряд ли это также следует оценивать как ещё одно свидетельство её ущербности, как считала либеральная историография. Скорее, это говорит о зрелости части чиновничества той поры, о его готовности к масштабным государственным проектам с учётом российских реалий.

Глава четвёртая

Политическое реформирование империи

Реформаторская стратегия конца XIX — начала XX века вырабатывалась в жёсткой полемике с военно-земельной аристократией, традиционно группировавшейся у трона. Баталии в рамках Особого совещания по дворянскому вопросу, о чём рассказано в предыдущей главе, наглядно показали, что эти круги, ориентированные на сельскохозяйственные приоритеты, будут всячески препятствовать курсу на широкую индустриализацию, не отвечавшему их интересам. Такой сценарий грозил помещичьему дворянству утратой доминирующих позиций в экономике, а бенефициаром бурного роста на основе промышленности становились совершенно другие силы.