Взлетающий Демон Врубеля

– Анатолий, – осторожно заговорил Анисин. – Ты помнишь, я просил тебя в архиве разыскные мероприятия произвести? У нас ведь была вторая версия. Мотив мог быть и другой, не ревность. А сейчас эта версия развитие получила благодаря нашей работе с сотрудниками музея. Мотивом могли стать поиски картины Врубеля, пропавшей здесь, в Талашкине, сто лет назад. По официальным данным, она сгорела. – И Анисин рассказал майору все, что Шварц узнала от Татьяны Викторовны и от Кристины.

– Да, параллель с похоронами князя подозрительна. Бумажка эта во рту очень напоминает цигарку… Возможно, действительно поза смоделирована с князя. Убийцы часто обладают извращенным воображением. Насчет картины проверим. Считается, что картина Александра Тиунова? Я уточню, делал ли он запросы.

– А запрос в архив о подозреваемых?

– Запрос в архив я, конечно, подавал тогда же. Но потом столько дел навалилось, выплыла новая версия, что я и забыл. Теперь надо расширить число подозреваемых. А заодно подать запрос и на Нестерук. Проверим версию о поисках сгоревшей картины. И заодно уточним, сгорела ли она. – Демин вновь принял обычный свой уверенный вид, приосанился. – Кстати, возможны и другие мотивы. Кого-то может не устраивать реставрация храма в принципе. Тут надо обратить внимание на сотрудников музея и служителей церкви. Кажется, в Бобырях церковь есть?

Глава 39

Леля идет в Раздорово

Для Лели этот пустой день был мучителен. Почему так медлительны полицейские?! Нужно что-то предпринимать! Во-первых, необходимо проверить версию с картиной. Поехать, что ли, самой в архив? Нет, Демин узнает быстрее – ему там обязаны все показать, а ей станут чинить препоны: зачем ей это да почему… И платить за справки частным лицам дорого, а она теперь пенсионерка, экономить надо… Пусть Демин сам!

И все же ей хотелось действовать. Во время отдыха на озере Леля чувствовала себя неуютно, не понимая причины, с удивлением замечая, что ведь объективно все хорошо: и погода прекрасная, и Сережа развеселился, и Мила довольна. Даже Кристина не казалась слишком «готической» – впрочем, она вообще в сторону нормы изменилась с тех пор, как стала с Лелей и Милой общаться. То ли повзрослела, то ли просто ей раньше не хватало для общения понимающих ее и внимательных к ней людей. На озере они очень оживленно беседовали с Милой о Камю.

И только Леля в этот приятный солнечный день чувствовала себя не в своей тарелке. Желание поскорее понять и раскрыть непонятное – в данном случае преступление – все же преобладало надо всем.

Вечером, ложась спать, Леля решила, что завтра обязательно сходит в Раздорово. Надо поговорить с Леной и дедом Матвеем. Расспросить о прабабке, узнать, была ли у нее какая-нибудь картина. В конце концов, молока совсем мало осталось!

На следующий день после завтрака она заявила, что идет в Раздорово. Предъявила, конечно, только последний аргумент.

– Как мало?! – всплеснула руками Мила. – Еще с поллитра есть! Сереже хватит. А взрослым каждый день молоко вредно!

Однако Леля настояла на своем. Она сходит, ей не трудно. И творог тоже купит.

– Ждите! Приду, поедим свежего творога со сметаной и, может, опять на озеро сходим.

В рюкзак она загрузила тяжелую трехлитровую банку с крышкой, пол-литровую баночку для сметаны и еще металлический контейнер для творога.

– Не тяжело? Не набирай много! – возразила было Мила, но Леля ответила, что нормально, не тяжело. Все принесет. Ждите.

На самом деле до Лены Колышкиной она не дозвонилась и не была уверена, что продукты для нее найдутся (их всегда заказывали заранее), но Миле этого не сообщила. А то опять удерживать начнет. Почему-то Леле очень хотелось сегодня в Раздорово.

Вышла она не рано, почти в десять часов. Солнце уже начинало припекать, и Леля надела шляпу. Идти было недалеко, дорога знакомая и, в общем, приятная. Вот заканчивается Талашкино – по обе стороны дороги две высохшие чаши бывшего озера, поросшие бурьяном и борщевиком. Вправо дорога на Фленово, а влево – на Раздорово. Во Фленово туристический автобус повернул. А на Раздорово дорога совсем пустынная, ведет вверх и довольно узкая.

Сворачивая на Раздорово, Леля попробовала Лене позвонить – неудобно все же без звонка приходить. Никто трубку не брал. Леля не расстраивалась, она с интересом осматривала окрестности. Дома в Раздорове крепкие, в большинстве новые, но друг от друга, как и в Талашкине, далеко стоят.

Калитка у Лены была открыта. Дед Матвей, однако, на лавочке не сидел, и дочка его в дверях нового дома не стояла. Леля остановилась в растерянности. Никто ее, конечно, не ждал, ведь она не предупредила о своем приходе. Может, Лены дома нет?

Однако дверь оказалась приоткрыта. Шварц осторожно раскрыла ее пошире и заглянула: чисто, тихо. Никого нет. Может, в огороде?