• Увеличение производства продовольствия (цель 2) означает рост площади обрабатываемых земель, что, по-видимому, создает проблемы для цели 15 (сохранение экосистем). За последние 30 лет Китай много сделал для искоренения бедности (1), голода (2) и улучшения здоровья (2). Но при этом он стал рекордсменом по выбросам CO2
— в основном в результате сжигания угля.Многие в мире с отвращением смотрят на владельцев ранчо, сжигающих участки лесов в Амазонии, чтобы разводить скот. Это огромный минус для цели 15 (сохранение экосистем). Мясо, произведенное там, обеспечивает более высокие доходы для многих в Бразилии (цель 1) и в основном экспортируется в Китай (38%), Египет (10%) и Россию (10%), улучшая там рацион питания. В любом случае требование, чтобы все перестали есть мясо, означает уровень насилия, несовместимый с целью 16 (мир).
Реалистичная стратегия для выполнения этих пунктов должна предусматривать определение приоритетов и достижение целей со временем. Поэтому ключевым элементом в расчетах должна становиться решаемость.
Мы более или менее знаем, как снизить бедность. Но мы не в курсе, как это сделать, не сжигая нефть или газ (если не возрождать ядерную энергетику). Может, лучше нацелиться на борьбу с бедностью и пусть ситуация с климатом развивается сама по себе? Или мир должен строго контролировать использование ископаемых видов топлива, но мириться с бедностью до конца столетия? Наконец, приходится признать, что достичь всех этих целей было бы намного проще в мире с населением в 2,5 млрд человек (когда я родился), а не с сегодняшними 7,9 млрд и что все это становится почти невозможным в мире, где живут 15 млрд людей или больше.
Семнадцать несогласованных целей — потворство желаниям политиков.
Специалист по стратегии, столкнувшийся с таким изобилием противоречивых устремлений, выбрал бы согласующееся подмножество и отодвинул остальные — хотя бы на время.
Еще до вступления США во Вторую мировую войну «План Дог», описанный в главе 4
, отражал решение администрации Рузвельта, что победа над нацистской Германией важнее войны с Японией (и что полноценную войну с обеими странами одновременно не выиграть). После того как США вступили в войну, начальник штаба армии генерал Джордж Маршалл передал планирование военных действий генерал-майору Дуайту Эйзенхауэру. А 25 марта 1942 г. Эйзенхауэр представил свою стратегию под кодовым названием «Болеро».Главным элементом «Болеро» было вторжение через Ла-Манш (операция «Раундап»). Выбирая в качестве ключевой именно эту задачу, Эйзенхауэр отказался от предложений отправить американские войска на советский фронт, сфокусироваться на Средиземноморье, идти через Испанию или какой-либо регион Скандинавии. В плане «Болеро» он настаивал, что нужно сосредоточиться на обеспечении безопасности Великобритании и помощи СССР в войне. Его фокус при выборе приоритетов подтверждается фразой: «Если этот план [“Болеро”] не будет принят в качестве главной цели всех наших усилий, нам нужно повернуться спиной к Восточной Атлантике и как можно быстрее полноценно выступить против Японии»[88]
. С этим согласились генерал Маршалл и президент Рузвельт, а после встречи в Лондоне — и Уинстон Черчилль.Удивительно, но месяц спустя президент Рузвельт уступил давлению военно-морского флота и Австралии и объявил об отправке в Австралию 100 000 солдат и 1000 самолетов. В этом случае потерялась бы последовательность действий. Генерал Маршалл быстро отправился в Белый дом и встретился с Рузвельтом. Он сказал президенту, что если тот хочет защитить Австралию, то должен «полностью отказаться» от «Болеро». Историк Джеймс Смит писал: «Иногда Рузвельт действовал чересчур быстро, и на этот раз он понял, что зашел слишком далеко. Как частенько бывало, когда его ловили на горячем, президент стал лукавить. “Я не издавал никаких директив об увеличении наших сил в Австралии”, — написал он Маршаллу. Рузвельт сказал, что он просто хотел знать, возможно ли это сделать. Он не желал, чтобы операция замедлялась»[89]
.Любому видно, как легко потерять последовательность. Цена за нее — необходимость говорить «нет» заинтересованным лицам, имеющим разумные ценности и аргументы. Специалист по стратегии не пытается быть политиком. Искусство идти на компромисс и строить большую палатку, под которой могут укрыться все, — это не про него. Его дело — последовательность, нацеленная на ключ к проблеме. Политик приходит после победы стратега, деля выгоды между теми, кто победил, и теми, кто оставался в стороне.