Взрослые истории. Перестать страдать и начать жить

– Ну почему, почему? Ведь всё так просто! Если люди любят друг друга…

Если люди любят друг друга, то действительно всё просто, и такого рода недопонимания у них не возникает. Но для любви, как вы помните, нужны ещё близость и обязательства. В этой паре их нет, так о какой любви может идти речь?

– Ну потому, – бросает Олег.

И скорее всего думает про себя: «Не буду больше брать её с собой на выходные».

Да, как было сказано выше, их отношения не выдерживают нахождения в одном пространстве больше, чем пару часов. Алиса, пойми это, наконец! Если ваше общение станет открытым и более продолжительным, как сейчас, то немедленно начнутся конфликты из-за полного непонимания друг друга, и отношениям конец. Вот он, дисбаланс в результате нарушения режима встреч. Это не твой мужчина, Алиса, оторвись от него!

– Что «потому?» —

переспрашивает Алиса.

– А что, чёрт возьми, «почему»? – холодно и злобно произносит Олег.

На этом идиллия заканчивается. На обратном пути Олег останавливает машину возле дома своего приятели, хозяина дачи.

– Посиди здесь, я верну ключи, – говорит он Алисе.

Пока его нет, Алиса внезапно выскакивает из машины и пытается поймать такси, чтобы немедленно уехать. Но такси не останавливается, и она возвращается в машину. Точно так же она предпримет попытку выйти замуж и уехать и точно так же вернётся к Олегу. Привычное, предсказуемое страдание для неё комфортнее, чем новое, непредсказуемое счастье.

Но всё же Алиса обижена на Олега и решает позвонить Валерию.

– Да, –

тихо произносит она в трубку.

И, чтобы принять Валерия в свою жизнь, она отправляет сына Сашу на пятидневку-то есть с понедельника по пятницу мальчик будет ночевать в детском саду.

– Я не хочу, – грустно говорит Саша.

– Мало ли, чего ты не хочешь! Давай, собирайся, опаздываем!

– Я не хочу на пятидневку!

– Это не ребёнок, это наказание, – мгновенно раздражается Алиса, и уже в голос кричит: – Собирайся! Не выводи мать из себя! («Зачем ты вообще появился, ты мне жизнь портишь. Ненавижу тебя».)

Такого рода родительские предписания не могут не дать соответствующих плодов. И плоды эти проявляются в виде подсознательного саморазрушения – заклинают на несчастливую жизнь, на одиночество, на комплексы неполноценности. Вплоть до самоубийства. Пожалуйста, будьте внимательны к тому, что и как вы говорите своим детям…

И вот Валерий с потёртым чемоданчиком появляется в квартире Алисы.

За ужином разговор не клеится, всё время ощущается неловкость ситуации. Даже вино не помогает. Алиса ставит Валерию раскладушку в Сашиной комнате.

– Ты правда решила – вместе, навсегда? – скованно интересуется Валерий. («Такого со мной ещё не было, до сих пор все женщины меня отшивали. И я к этому привык. А ты почему-то согласилась. Странно и страшно…»)

И когда Алиса ложится спать, он собирает свои вещички обратно в чемоданчик и сбегает. Без объяснений, без благодарности, без прощания. Исподтишка, в страхе, как перепуганный ребёнок, который прячется под стол, боясь наказания.

Но не осуждайте его, друзья! Валерий таким образом спасает себя от большого стресса (жизни с женщиной и выстраивания отношений с ней), возвращаясь к своему маленькому привычному стрессу (проживанию с мамой и отсутствию личной жизни). Инстинкт самосохранения!

Алиса сама не знает, плакать ей или смеяться над этим эпизодом…

От переживаний её отвлекает очередное происшествие с подругой. Анатолий побил Вику, поставил ей фингал под глазом, Вика прибежала спасаться к Тамаре. Сюда же приходит и Алиса.

Вика, плача и прикладывая пятак к синяку, рассказывает:

– Я ему честно говорю: была на дне рождения.

Итак, Вика – Жертва, Анатолий – Преследователь, Тамара и Алиса – Спасатели. Драматический треугольник замкнулся, каждый участник имеет в нём свою выгоду, получает необходимые эмоции и подтверждение своим убеждениям. Именно поэтому такие треугольники сломать нелегко, ведь действующие лица изо всех сил поддерживают структуру, не давая ей распасться.

– Он меня спрашивает – танцевала? Я говорю – ну подумаешь, всего два раза с одним мальчиком. А он тебя провожал? Я говорю – да, до троллейбусной остановки.