Взрыв

«Нет сил... Организм угнетен...» — не выпускал руку солдата Иван Андреевич. Сейчас самое бы время перелить кровь. Да чтобы в малых дозах и с интервалом в два-три дня...

Эх, Роберт!.. Где взять так необходимые хотя бы два-три дня? Кровь должна быть в научном Центре, эксперименты здесь проводились, конечно же, при наличии запасов крови. Но как быть со временем? Ведь всякое промедление непозволительно.

У Роберта нет сил... Введением в его организм фармакологических средств быстрого положительного сдвига не получишь. А нужен только быстрый сдвиг... Можно применить оптимальные дозировки в больших разведениях лимонника, женьшеня... Но важны не только эти вещества, а то, как часто применять их, на протяжении какого отрезка времени. Опять время...

Нет, придется отказаться от быстрой стимуляции организма солдата. Нет времени, значит, для полного достижения цели нет важнейшего фактора... Что ж, Роберт, пока будем беседовать...

— Да, уважаемый, представьте себе, я — профессор.

— Странно... Я ведь — никто, а около меня — профессор. За что? Вот и странно мне. Если вы — профессор, то вы — умный человек, понять должны, с меня взятки гладки. Впустую работаете... Я никогда ничего не делал, чтобы впустую. В подсобных на ферме был, а потом в солдаты пошел — все за деньги. Послушайте! — Губы солдата брезгливо покривились: — Может быть, это вы уложили меня здесь? После свалки у ворот вы надо мной упражнялись? Это вам обязан я таким вот... здоровьем?

— Не придумывайте небылиц, Роберт. Вам бы неплохо поесть. Хотите, принесу что-нибудь? Бульон хотите?

— Обойдусь... Ничего не хочу. А кто ж уродовал меня? Если не вы, то кто же?

— Нашлись... Они вовсе не стремились уродовать. Скорее, наоборот, удлинить жизнь пытались. Научный эксперимент... За вами наблюдали. Сказать точнее: вы были подопытным человеком. К войне готовятся.

— Это я знаю, все здесь — к войне. Наш корпус строил научный Центр. Я тут все знаю...

Такая весть — подарок Ивану Андреевичу. Он радостно стиснул руку Роберта, готовый немедленно на своих плечах вынести солдата из-под купола. Сдержался, ничего не спросил, а надо бы узнать о ходах-выходах из городка... Но прежде Роберт пусть покажет себя, что он за человек, тогда и решаться...

— Может быть, поспать хотите, Роберт?

— Нет, что вы! Наспался... Не уходите от меня. Темно-то как.

Роберт помнил, каким он был смелым солдатом, не раз доказывал, что недаром деньги получает. А когда работал на ферме, это еще до армии, один из всех подсобных рабочих не боялся норовистого громилу бугая. Лучшего производителя во всей округе не водилось. Слушался одного Роберта, когда требовалось перегнать из одного загона в другой или сделать прививку. Не заходит в станок, и все. Тогда разыскивали Роберта, он бежал к быку, мягко разговаривал с ним, и тот, широколобый, рогатый, медленно опускал массивную голову.

Куда девалась былая смелость? Или это результат медицинских упражнений над ним?

— Боюсь я чего-то, — робко пожаловался Роберт.

Опять вспомнил ферму — светлое пятно в жизни. Посреди низинной равнины с густым ворсом зеленой травы стоял длинный дом из красного кирпича под красной, из черепицы, крышей. Дом был старый, с маленькими, у самой земли, окошками и толстыми стенами. С одной стороны к нему подходил яблоневый сад. С середины лета и до поздней осени висели на ветках розовые, желтые, краснобокие яблоки, то ранних сортов, то зимние — год будут лежать, и ничего с ними не сделается. Яблоки шли на сок, на джем, непригодные к столу — на водку.

С двух сторон фермы расстилалась травяная гладь. Она была разбита на клетки высокими, из проволоки, изгородями. Когда скот поедал траву в одной клетке, его перегоняли в другую. На вытоптанных скотом участках Роберт разбрасывал легкие семена, похожие на овсяную шелуху, поливал из длинного тяжелого шланга, таская его по всей необъятной клетке. Уставал, конечно. Но все же молодость брала свое. У соседнего фермера была дочь. Она подчас и оставляла Роберта без нормального отдыха. Виделись часто, едва ли не каждый вечер. В пору жениться, да какая семья будет у голодранца. Обдумали так: ему дадут большие деньги, если послужит в экспедиционном корпусе. Вернется и — свадьба.

Долго они говорили, каждый о своем детстве, о юности.

Слушая Роберта, Иван Андреевич вспоминал свое село; он делился старой любовью к самому родному уголку на всей земле, той любовью, что вместе с детством навечно осталась в сердце. Он рассказывал о Хопре, о заливных лугах, о том, как отец определил его в городскую школу (чтоб человеком был), как убегал из города в родное село.

Роберт никогда не слышал о каком-то Хопре, а все же было интересно: в неведомых ему краях тоже пасут скот, собирают яблоки в саду, ухаживают за землей. И там жизнь с вечным стремлением людей к счастью.