XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера

– Да меня крыса укусила, когда я на нее упала в подвале, – пояснила чертова гангрена. Одни проблемы от этих двоих. Прав был Полик. Надо мне порчу снять. Хотя. Что я буду делать, если эти две поганки исчезнут из моей жизни?

– Мама нас точно убьет, – уныло вздохнула я, борясь с одышкой и страхом от своих мыслей. Люблю я их все-таки. Не смогу жить, если с меня какой-нибудь шарлатан снимет этот крест. Пусть уж так.

– Знаешь, я думаю, тебе надо сегодня к Холоду вернуться, – в голосе Лизки звучала задумчивость. Мы остановились у входа в родной подъезд, и теперь не решались войти. У мамы очень тяжелая рука. – Надо ковать железо, не отходя от кассы. Возьми Холода тепленьким. Ты заслуживаешь любви и счастья.

– Вот, иногда тебя осеняют правильные мысли, – хлюпнула носом Варькина. – Я-то сразу поняла, что он от Зинки нашей в ауте. Так смотрит на нее, будто сожрать хочет. И искры-искры, прямо как салюты летят.

– Правда? Ты правда так думаешь? Девочки, я так вас люблю. Что бы я делала без вас? Правы вы. Да, прямо сегодня и пойду. И расскажу все этому дураку. А еще признаюсь, что я его… – прорыдала я и полезла обниматься.

– Конечно. Только такая слепая растыка как ты бы этого не заметила, – хникнула Лизуня. Нет, все таки они у меня самые лучшие на свете…

От трогательности момента мы заревели в три глотки, поэтому прощелкали момент маминого появления. Она возвращалась из магазина в благодушном настроении и под ручку с бомжом-интеллигентом. Это и спасло наши ослиные головы от мгновенного аутодафе.

– Бусинка, только не нервничай, – пискнул Апполинарий, глядя, как мама роется в котомке. – Тебе нельзя.

– Фигусинка, – рявкнула муттер и выудила из своей торбы огромную мухобойку больше похожую на ракетку для бадминтона. Интересно, на фига ей эта штуковина зимой? – Убью.

Варькина и Лизка бросились врассыпную, только я осталась стоять на месте. Как, впрочем, и всегда. С детства у нас так – эти две холеры, как их моя мама зовет, бедокурили, а кара всегда настигала именно меня. Хотя я никогда не принимала участия в разрушениях.

– Быстро. Мыться. Пока я не испробовала на тебе электрическую мушиную смерть. Паразитки. Как я после вас санузел отмою, вы думали? – прорычала маман и с силой метнула свое оружие в ту сторону, куда унеслась Катюха. Судя по звуку она не промахнулась. Я посмотрела на поверженную Варькину, распластавшуюся в смеси пыли и мертвых листьев и ломанулась к подъезду. Полик сжался, но промолчал. Хотя явно хотел что-то вякнуть про бренность бытия и бессмертие души. Эдакое философское-предсмертное.

Через час я чистая и румяная сидела в кухне, грызла каменные сушки и слушала душераздирающее пение Лизуни, несущееся из ванной. Вздрогнула, когда прямо под локтем у меня завибрировал мобильник. Облилась чаем, подавилась поганой сушкой.

– Доча, ты чего так долго у гаденыша этого делаешь? – впился мне в ухо сладкий голос папули, чтоб его черти драли.

– Я кажется говорила, что терпеть не могу, когда кто-то телепается под крылами у полета моей души, – сдавленно хрюкнула я, борясь с острым куском выпечки, застрявшим в горле. Отчего мой голос прозвучал злобно и угрожающе. Хотя я хотела подпустить ехидцы в монолог. – Дома я давно, папенька. Плюшками балуюсь.

– Вредно тебе плюшки-то, – хмыкнул старый упырь. – Ты и так похожа на кашалота. Уж точно я бы не проглядел твоего ухода, так что не ври, девка.

– А ты мне на домашний позвони, – ощерилась я и со злостью нажала кнопку отбоя.

– Этот стон у нас песней зовется, – хихикнула Варькина, закутанная в мамин халат и с тюрбаном из моего полотенца на голове, появляясь в кухне, чтобы мне аппетит испортить. – Чего сидишь? Собирайся. Я вот тебе одежду подготовила. Сейчас Лизон допоет и тебя превратит из лягухи в прекрасную фею. Хотя, себя-то она до сих пор не смогла… В общем, меня терзают смутные сомнения. Но выбора особого все равно нет. Так что, напяливай на себя вещички. Да не морщись. Самое лучшее, что в этом доме нашлось притаранила. А колготочки от меня презент. С трудом урвала, последние были по скидке. Итальянские. Моего размера не было, так я первые попавшиеся хватанула.

Я уставилась на красотищу и почувствовала головокружение. Колготки были розовыми в ядовито-зеленый горох. Представив их на своих ногах, я едва удержалась на вышеозначенных конечностях.

– Супер, Холод слюной захлебнется, тебя увидемши, – констатировала моя палачка, когда я натянула на себя красотищу. Спорить я даже не стала. С голодухи если только. Ляжки стали похожи на запеченные с зеленым горошком свиные рульки. Под пиво сошло бы. – Дальше одевайся.

– Это что? – задумчиво спросила я, рассматривая нечто, сплетенное из тонкой шелковой ленты, и пары кусков кожи молодого дерматина, цвета взбесившейся свеклы.

– Лифон. Это Лизкин. Она в нем с Альфредычем… Неважно. Секси же.

– У Лизки тройка, у меня пятерка, попыталась отмазаться я, даже примерно не представляя себя в бюстгальтере с чужого плеча.

– Он безразмерный, и простирнутый. Так что не копырься, – вредно показала язык заклятая подружейка. – И трусы у тебя уродские. Сымай.