За 27 дней. Он будет жить, если узнает, что кому-то не все равно

– Безусловно, – ответила я без раздумий. – Немного нервничала перед знакомством со всеми, но они… они классные. Теперь даже жалею, что не выбрала два года итальянского вместо испанского, но мне здесь очень нравится.

Услышав папин голос, я отчетливо представила, как он улыбнулся, когда сказал:

– Это замечательно, зайчик.

Спустя еще пару минут болтовни с родителями я повесила трубку и вернулась к банкетке у пианино, где по-прежнему сидел Арчер.

– Прости, – сказала я ему. – Родители. Звонили поздравить с Днем благодарения.

Когда Арчер заговорил, он выглядел очень сосредоточенным и без конца теребил края рубашки. Он всегда вертел что-то в руках, когда ему было некомфортно.

– Вы с родителями… Знаю, мы уже говорили об этом недавно. Я правильно понимаю, что ты не так много времени проводишь со своей семьей?

– Ага, – ответила я. – Родители вечно заняты, а те немногие кузены, тети и дяди, которые у меня есть, живут далеко. Мы не часто видимся.

– Значит… чаще всего ты одна, да? – сказал Арчер, наконец встретившись со мной взглядом.

– В основном да, – сказала я. Его вопросы все больше сбивали меня с толку. – То есть у меня есть Тейлор, и Бри, и Челси, и все остальные, вот, но… да. Большую часть времени я одна.

Внезапно я почувствовала себя очень одиноко. Произнеся эти слова, я вдруг осознала, что это правда.

Есть разница между тем, чтобы быть одинокой, и тем, чтобы быть одной. Я спокойно относилась к тому, что остаюсь одна, потому что привыкла к этому. Просто не осознавала, насколько мне одиноко, пока меня не приняли с распростертыми объятиями в семью Арчера, словно я своя. Я и не знала, что можно скучать по тому, чего у тебя никогда не было.

– Не переживай так, – сказал Арчер, пихнув меня локтем. – Ты им нравишься, так что держись нас. Теперь, если тебя не будет хоть на одном празднике, мне голову отгрызут.

Я рассмеялась, в глубине души чувствуя, что мне безумно приятно это слышать.

– Арчер, я с радостью буду приходить на каждый ваш семейный ужин, лишь бы это избавило меня от еды из доставки и вечеров перед телевизором.

Арчер взглянул на меня удивленно, а потом засмеялся, привлекая любопытные взгляды тетушек Софии и Карин.

И в этот самый момент из кухни донесся громкий звук бьющегося стекла.

Я вскочила и ринулась на кухню, Арчер рванул за мной. Я на ходу обогнула стойку, толкнула дверь в кухню и встала, как вкопанная.

Руки взлетели к лицу, зажимая рот.

Я почувствовала, как Арчер замер на месте позади меня, и услышала его резкий вдох.

– Мам?

Реджина сидела на полу, скрючившись, прижавшись спиной к ящикам, окруженная осколками того, что раньше было стеклянной салатницей. Она дрожала с головы до пят, лицо ее было мертвенно бледным.

Она выглядела… В общем, выглядела так, будто столкнулась лицом к лицу со Смертью.

Реджина подняла глаза на голос Арчера, с ее губ сорвался мучительный всхлип, и она попыталась сесть прямо.

– Арчер, слава богу, тут Крис, что-то… что-то… Это… Ты должен…

И в этот момент стены, которые Арчер выстраивал долгие годы, пытаясь не подпускать к себе людей, с грохотом пали. Эмоции отобразилась на его лице ослепительной вспышкой света. Он выглядел безутешным. Сбитым с толку. Раненым. Злым.

В эти короткие секунды я увидела мальчика, который пытается делать вид, будто его ничего не волнует, только потому что нужно быть сильным для своей семьи, потому что он чувствует, будто должен всех их объединять, практически не думая о себе и игнорируя собственные нужды. Я видела в нем все, о чем догадывалась все это время, и даже больше.

А потом так же быстро эта стена выросла вновь, и за нею остался лишь мальчик, который в этот момент думал только о своей матери.

– Мам, все хорошо, ты должна меня слушать, все в порядке, – повторял Арчер, склоняясь к Реджине. – Все нормально, мам, я здесь, ты…

Но Реджина не воспринимала слов утешения. Она заключила Арчера в объятия, всхлипывала ему в плечо, и я слышала, как она снова и снова твердит имя Криса голосом, от которого у меня разрывалось сердце.

– Что здесь происходит? Мне показалось, я слышала… О, господи!

Виктория стояла в дверях и изумленно оглядывалась. Она будто сразу поняла, в чем дело. Через секунду на пороге возник Витторио, сразу за ним – София и Карин.

– Только не опять, – пробормотал Витторио, подошел со стороны Арчера и положил руку на голову Реджины. – Она же пьет таблетки?

– Естественно, – огрызнулась Виктория. – Каждый день, – хоть обычная бесцеремонность Виктории и была при ней, по ожесточившемуся лицу было видно, что ей больно видеть дочь в таком состоянии.

– У нее же несколько лет не было таких флешбэков, – сказала Карин отчаянно. – Ни разу с того дня.

Флешбэков? Я не очень понимала, о чем речь, но легко сложила два и два. Реджина заново переживала ту ночь, когда умер Крис, и никто, кроме нее, не мог видеть того, что видела она. С убийства Криса прошло несколько лет, но, очевидно, Реджина так и не оправилась. И судя по ее состоянию… сомневаюсь, что когда-нибудь оправится.

– Отведи ее наверх, Вито, – сказала София, судя по голосу, она плакала. – Не нужно детям на это смотреть.