За девятое небо

Когда Мухома, открыв глаза, взглянул на небо, он оцепенел, так и не поднявшись: мир заволокла Тьма. Не ночная тьма, а иная, непроглядная. Чёрные птицы, тянувшие её за собой, тушили ею огонь Хорохая…

– Вставать, великий князь! – проговорили рядом, и Мухома, вздрогнув, обернулся: невесть откуда взявшийся Бердебекк стоял рядом и протягивал ему руку. – Надо строить войска и спасать люди. Без нас они не справятся.

Мухома Заяц, с трудом понимая, что происходит, поднялся, опираясь на сильную руку полноватого хана. Бок отозвался болью, и Заяц чуть не упал вновь.

– Ты ранить? – нахмурился Бердебекк.

– Несильно, – ответил Мухома, думая о том, что сломал рёбра, когда упал с лошади.

– Мы должны их спасать, – хан указал рукой на разрозненных и сбитых паникой людей, что некогда были войском. – Мы должны детей защищать, насмерть стоять, а не помирать от страх.

Мухома еле кивнул.

– Мы собрать войско и окружить Хизр и со стороны гор тоже, – говорил Бердебекк, и Мухома кивал ему. Война – не великие соборы и не торговля, и в ней Заяц был слаб. Да и меча, чего таить, Мухома никогда должным образом не держал, полагая, что острого ума для жизни более чем достаточно.

Заяц, пытаясь совладать с собой, шёл за Бердебекком, который, остановившись у какого-то обезумевшего от ужаса колосая, отвесил воину хорошую оплеуху и что-то прокричал на илаче, отчего витязь тут же собрался, отстегнул от поясной сумки рог и протрубил в него.

– Тьма пришла, – просипел, поднимаясь, ловчий ксай Тохагу и поковылял к хану Бердебекку, Мухоме Зайцу и подошедшему к ним Мюриду, подле которых, невзирая на дрожь земли, строились воины.

* * *

– Тьма пришла, – прошептал Станислав, поднимаясь, – и его сбросила лошадь.

Вокруг царила сумятица: во тьме затихал огонь Хорохая, ржали взбесившиеся кони, паниковали люди – волхв не понимал, что происходит, пока звук далёкого горна не привёл его в чувство. Горн протрубил ещё, на этот раз близко – Станислав встал и оглянулся: великий хан Тевур призывал людей восстановить строй. Станислав видел, как над войском летели серебристые Птицы Духа ксаев и чёрные мощные птицы, за которыми следовали мрак и холод, усмирявшие стену огня, и Птицы Духов не могли остановить птиц Неяви.

Тевур понял, что ни его сил, ни сил ксаев не хватит одолеть Тьму… Но великий хан не собирался сдаваться – он, усмирив одного из коней, хотел оседлать его, как вдруг нестерпимый визг оглушил хана, и Тевур невольно зажал руками уши. Резкий толчок в спину заставил хана оглянуться: подоспевший Яромир что-то пытался сказать, но Тевур не слышал. Тогда сварогин развернул хана к огненной границе, и Тевуру показалось, будто он потерял разум: из почти потухшего пламени выходили мертвецы, и огонь Хорохая не причинял им вреда.

* * *

– Мама? – тихо позвали рядом, и Фросья открыла глаза: Ясна, продолжая держать её за руку, плакала, лёжа на полу рядом. Земля тряслась, и с потолка сыпался песок; дочь была рядом, ее глаза испуганно блестели – больше в холодной тьме ничего нельзя было разглядеть. Княгиня отогнала внезапно налетевший страх: сырой мрак подвала заполняли стоны и всхлипы.

– Не бойся, всё хорошо, – шептала Фросья, поднимаясь и помогая встать Ясне. Земля больше не тряслась.

Фрося оглянулась и замерла: часть потолка обрушилась, погребя заживо многих людей; витязи, что по приказу Мухомы охраняли княгиню с дочерью, были мертвы. Ясна, увидев в синем свете Сварожича изувеченный труп, взвизгнула и заплакала.

– Не смотри, не смотри, родная! – Фросья прижала дочку к себе.

Княгиня с облегчением увидела, что ни Яра с Любозаром, ни Гоенег с Белозёром не пострадали: старики приходили в себя, Любозар помогал встать перепуганной матери.

– Наверное, надо уходить… – растерянно прошептала Яра, поднявшись. Она крепко прижала к себе сына.

– Подожди, кажется, всё стихло, – ответил ей Гоенег, прислушиваясь.

– Пока мы будем ждать, нас может насмерть завалить! – возмутилась Яра.

Фросья оглянулась: в убежище царила сумятица. Люди, что, как и Яра, боялись быть погребёнными заживо, толпились у выхода, другие пытались их остановить; кто-то от испуга плакал, кого-то страшили мертвецы – не дай Сварог оживут ещё. Фросье показалось, ещё чуть и начнётся драка, а такого она допустить не может.

«Я, в конце концов, великая княгиня!» – опомнилась она и громко проговорила:

– Как вы смеете гневить Богов таким неуважением друг к другу? – В погребе воцарилась тишина, и Фросья почувствовала себя неловко под устремлёнными на неё взглядами. Но княгиня взяла себя в руки и продолжила речь: – Опомнитесь! – Гневалась, борясь со страхом, Фросья, и люди внимали ей. – Сейчас земля успокоилась! – княгиня обвела взглядом собравшихся, задержавшись на Яре и кивнув согласному Гоенегу. – Кто знает, что нынче наверху и какие Моровы силы к нам пожаловали! Здесь – опасно, но наверху – куда опаснее! – говорила Фросья, и многие кивали, соглашаюсь с её словами. Однако некоторые смотрели на Фросью с недоверием. – Если хотите покинуть убежище – уходите! – продолжила княгиня. – Только выходите по очереди!