За двадцать минут до полуночи

Чувства по-прежнему одолевали меня, я ничего не могла с ними поделать. Чаще всего это происходило по ночам. Я долго не могла уснуть, наблюдая за спящим на диванчике Винценцем, и спрашивала себя, почему случилось так, как случилось. Почему он не мог быть простым парнем? Чтобы этой дурацкой связи не существовало. Не существовало этой книги, в которую он вскоре должен вернуться. Чтобы я не напоминала себе сто раз на дню: «Тебе нельзя целовать его, Эмма!» В общем, чтобы над нами не висели эти чёртовы дамокловы мечи, готовые в любой момент сорваться и разбить моё сердце вдребезги.

И вот в пятницу в дверь позвонили. Неизбежное приближалось. Я поспешила в коридор и открыла дверь. Ханна Рудерер (которую у нас теперь звали просто Ханной) стояла на пороге квартиры с ярко-розовым чемоданчиком.

– Привет, Эмма. – Её голос, как всегда, звучал приторно-сладко.

– Здравствуй. – Я внимательно смотрела на неё.

Она была в коричневых сапогах, доходивших до колен, а пальто, видимо, было подобрано в тон к чемодану. Сначала она вкатила в прихожую чемодан и только потом вошла сама. В руке она что-то сжимала.

– Вот, это тебе, – проговорила она и натянуто улыбнулась. Было видно, что она нервничает. Я, честно говоря, тоже волновалась, помня о нашей последней встрече, но всё же попыталась улыбнуться. В конце концов, я обещала папе, что буду с ней вежлива и любезна. Я перевела взгляд на её подарок.

Швейцарский цельный молочный шоколад с нугой.

Хм. А быть вежливой будет проще, чем я предполагала! Сейчас только шоколад и мог помочь моему страдающему сердцу.

– Спасибо, – тихо проговорила я. – Папа на кухне.

Ханна радостно потёрла руки.

– Ух ты, он готовит что-то вкусненькое? Я уже в предвкушении.

Похоже, она ещё не знала, что папа и кулинария – понятия несовместимые. Я хмыкнула.

– Да, он готовит.

– Это замечательно, я просто умираю с голоду. Я же к вам прямо из Цюриха. У тебя всё в порядке?

– Да, только устала немного, – ответила я и закрыла за ней дверь квартиры.

– Значит, нас таких уставших две. – Ханна пригладила волосы. – Школа утомляет, да?

– Ну бывает иногда.

– Твой отец сказал мне, что у тебя был первый школьный бал. Тебе понравилось?

Господи, да по сравнению с ней даже бабуля Фрида уже не кажется самым дотошным человеком на свете!

– Да, было очень мило, – ответила я. Какая ложь… Это был самый прекрасный вечер в моей жизни. Но я бы никому об этом не сказала.

– Рада за тебя, – вздохнула Ханна. – Когда я вспоминаю свой первый бал, просто слёз не могу сдержать. Ты обязательно должна мне всё подробно рассказать!

К счастью, папа как раз вышел из кухни и спас меня от необходимости рассказывать.

– Ханна! – Не успела я опомниться, а он уже забирал у неё чемодан. – Как прошла поездка в Швейцарию?

– Всё хорошо. – Ханна сняла розовое пальто. – Но я очень хочу отдохнуть. Расслабиться. Ни о чём больше не думать.

– Что ж, ты пришла по адресу. – Папа поцеловал её в щёку, но я видела, что целился он прямо в губы.

Ханна довольно улыбнулась.

– А чем это так пахнет? У меня уже прямо слюнки текут. – Она втянула воздух.

– Это спагетти с тунцом, – сказал папа, вешая её пальто на последний свободный крючок гардероба. – Эмма, ужин через десять минут, хорошо?

Это был такой намёк, чтобы я пока посидела у себя и не мешала взрослым. Я кивнула и прокралась к себе. Но прежде чем закрыть дверь, я успела заметить, как Ханна повисла на папиной руке.

– О Корнелиус, мне кажется, эти спагетти станут моим новым любимым блюдом!

Папа, конечно, думал, что Валентин давно ушёл домой.

На самом же деле Винценц по-прежнему сидел в моей комнате на раскладном диванчике с книгой в руках.

Заметив меня, он отложил чтение и чуть склонил голову набок.

– Кто-то умер?

– Ханна Рудерер приехала. А папа сейчас готовит.

– О, мои соболезнования. Не принесёшь мне пару булочек?

Я села на кровать и переплела пальцы друг с другом.

– Там нет булочек, только спагетти с тунцом.

– Тогда понятно, почему ты такая мрачная.

– Проблема не в этом.

– А в чём?

– Ни в чём.

Винценц мягко улыбнулся.

– Раз ни в чём, тогда, может, и нос вешать не стоит?

Я посмотрела в сторону, чтобы не встречаться взглядом с Винценцем.

– Я ненавижу прощания… Особенно если они навсегда, – еле выговорила я, чувствуя, как глаза медленно распухают от слёз. Сейчас они просто взорвутся. Нет. Только не плакать. Только не плакать. Только не плакать. – Шоколадку хочешь? – попыталась я быстро собраться с мыслями и протянула ему плитку. – С нугой. – Не плакать. Не плакать. Не плакать. Бесполезно. По щеке скатилась слезинка. Я шмыгнула носом и поспешно вытерла глаза, надеясь, что Винценц ничего не заметит.

Но от него это, конечно же, не ускользнуло. Я уронила шоколадку, он тут же наклонился и поднял её с пола.

– Эмма, милая, мы ведь всё обсудили. Мы должны быть благоразумны.

– Не хочу быть благоразумной! Ненавижу это! – всхлипнула я, хотя и пыталась держаться.