За фасадом сталинской конституции. Советский парламент от Калинина до Громыко

Финал выступления также лишний раз свидетельствует о «большом» удельном весе Верховного Совета СССР в политической системе: «Народы нашей страны идут на выборы верховного (так в документе, следует – высшего. – С.В

.) органа Советского государства тесно сплоченные вокруг своего руководителя и организатора – славной Коммунистической партии. Наша партия пользуется непререкаемым авторитетом в массах. Ее политика, ее практическая деятельность направлены на то, чтобы из года в год улучшались условия жизни рабочих, колхозников, интеллигенции. Деятельность нашей партии является конкретным выражением всегда живого, всегда устремленного вперед, революционного по своему духу марксизма-ленинизма. Все трудящиеся советской Родины единодушно разделяют и поддерживают политику Коммунистической партии. Позвольте, товарищи, выразить уверенность, что предстоящие выборы явятся новой демонстрацией великого единения нашего советского социалистического строя»{1055}

.

О механизме «взаимодействия» Верховного Совета СССР и Совета министров СССР под руководством ЦК КПСС написано столь же откровенно: «Верховный Совет СССР неуклонно следовал указаниям партии об укреплении мира и международной безопасности, настойчиво направлял деятельность всех депутатов и всего народа на дальнейшее повышение экономической и оборонной мощи Советского государства. В тот период Верховный Совет СССР трижды заслушивал доклады советского правительства по вопросам международного положения и внешней политики СССР – 5 августа 1955 г., 21 декабря 1957 г. и 31 октября 1959 г. – и выносил по ним соответствующие постановления, полностью одобрявшие внешнюю политику СССР»{1056}

.

Однако это вовсе не означает, что председатель Президиума Верховного Совета СССР был готов ограничиваться исполнением представительских функцией. Все еще находясь в расцвете сил, К. Е. Ворошилов в качестве главы Страны Советов едва не добился применения на практике буквы Конституции СССР 1936 г. в отношении законодательных «прав» союзных и автономных республик. Как указал в своих воспоминаниях А. И. Микоян, в Конституции, по инициативе то ли Прокурора СССР А. Я. Вышинского, то ли самого И. В. Сталина (в любом «…случае без желания Сталина это сделать было невозможно»{1057}

), появился пункт, в соответствии с которым союзные «… республики лишались права иметь свои кодексы законов и должны были пользоваться единым кодексом союзных законов. Это было большим ущемлением суверенных прав республик и совершенно неразумным делом. К счастью, последнее решение осталось только на бумаге, потому что события и репрессии 1937–1938 гг., война и послевоенные события не позволили принять Всесоюзный кодекс законов. Поэтому фактически продолжали действовать старые кодексы. Зачем, скажем, какого-то узбека или грузина нужно было судить по закону союзному, а не именем закона своей республики? Ведь ошибки судов и недостатки самих законов народы республик приписывали союзному правительству. […] Поскольку эта статья в Конституции после смерти Сталина оставалась в силе, Ворошилов, будучи Председателем Президиума Верховного Совета СССР, во исполнение этой статьи подготовил союзный Уголовный кодекс и внес его на рассмотрение Президиума ЦК КПСС с тем, чтобы затем, утвердив его в Верховном Совете, принять Всесоюзный кодекс и фактически отменить существовавшие кодексы республик. Тогда мне удалось, опираясь на поддержку Хрущева и Булганина, добиться отмены этой статьи Конституции и принятия другого пункта, согласно которому Верховный Совет СССР устанавливает только основу законодательства, а кодексы принимаются союзными республиками. Это позволяло кроме сохранения суверенных прав народов республик в этой области учитывать и их специфические особенности»{1058}.

Со временем облик руководителя Страны Советов менялся: возраст давал о себе знать.